«Manchurian Incident» in 1931 and the periodical press reaction in the USA

Full Text

После Первой мировой войны политика Японии в Северном Китае вызывает наибольший интерес со стороны США. В американских СМИ (как ежедневных газетах, так и аналитических журналах) в период 1918–1930 гг. публиковались статьи об экономических амбициях Японии в Китае, о слабости китайских военно-политических лидеров, о проблемах советско-японских отношений из-за Китая. До конца 1920-х годов в данных публикациях наблюдались две главные информационные тенденции: с одной стороны – взгляд на Китай через призму старого образа Японии как «янки Востока», наиболее дружественной США восточной нации; с другой стороны – представление событий на Дальнем Востоке через политику «открытых дверей», для которой японские действия в Китае были наиболее серьезной угрозой. Объединяло данные тенденции то, что журналисты и редакторы, актуализировавшие их, считали Китай ответственной стороной за любые конфликтные ситуации.

В возможности начала японо-китайского конфликта из-за Маньчжурии писали в США на протяжении всех 1920-х годов, но в период с 1929 г. по первую половину 1931 г. – особенно много и активно. Так, на страницах авторитетного журнала «Pacific Affairs» анализировалась публикации статья Ё. Мацуока «Экономическое взаимодействие Японии и Китая в Маньчжурии» [1, p. 854]. И сама статья японского чиновника, и рецензия на неё сходятся в основных моментах: японские политические амбиции и необходимость расширения экономической базы империи после кризиса 1929 года подталкивают к более активным действиям в Маньчжурии, главным образом в сфере железных дорог и финансов. Кроме того, в «Pacific Affairs» подчеркивалось, что японское влияние на «правительство Маньчжурии» более сильное, чем китайское влияние.

Еще более четко и радикально данные идеи повторяются в ноябрьском выпуске «The Annals of the American Academy of Political and Social Science», где рассматривались исторические корни японской агрессии на материк за период 1876–1930 гг. [2, p. 238] Автор статьи профессор Колумбийского университета Джон Орчэрд писал, что японская экспансия имеет много форм, от аннексии территории Китая до установления зон особых интересов, но все это приближает войну между Японией и Китаем за Манчжурию и Монголию. При этом возможный конфликт с СССР в статье явно подразумевался, но никаких комментариев Орчэрд на счет этого не дает.

О войне как одной из ближайших перспектив развития японо-китайских отношений писали в 1929–1930 гг. Дж. Дилей [3, p. 290], П. Клайд [4, p. 834], Р. Фуллер [5, p. 7]. Причем Фуллер очень образно называл Китай, Маньчжурию и Монголию «новыми Балканами», где из-за соперничества Японии, Великобритании и СССР может в любой момент начаться «новая Великая война». В такой ситуации как журналисты, так и эксперты считали, что США могут оставаться верны устаревшим принципам «открытых дверей», но каким-либо способом защищать Китай от претензий других держав – не следует, т.к. в Китае до сих пор нет прочного правительства, часть территорий контролируют военно-политические лидеры, не признающие власть Чан Кайши.

Эти и другие статьи создавали в предвоенные годы в американском обществе достаточно сложный образ Китая, который чрезвычайно ослаблен длительными внутренними конфликтами, а могущественные соседи (Советский Союз и Япония) активно используют данные слабости для достижения собственных политических и экономических целей. Почти все американские журналисты и эксперты считали, что политика «открытых дверей», 21 требование и Вашингтонские соглашения к 1930 году исчерпали свои возможности для решения «китайского вопроса». Основной дискуссионный вопрос в прессе США был в конфигурации будущей войны: японо-китайская, советско-японская или новая мировая война.

Более сложным как для прессы США, так и для чиновников в государственном департаменте был вопрос о нарушении пакта Бриана – Келлога. Алабамское издание «The Tuscaloosa News» 20 сентября 1931 г. писало по этому поводу: «…американцы склоны видеть в ситуации в Маньчжурии больше индивидуальный конфликт, чем столкновение государств. Значит, он не подходит под нормы пакта Бриана – Келлога» [6, p. 1]. Подобная осторожность (даже сверхосторожность) объяснима не только изоляционистскими позициями редакции алабамской газеты, но и общими настроениями американского общества после Первой мировой войны и биржевого краха 1929 года.

Все новости из Маньчжурии и Китая подвергали общество (и самих журналистов) воздействию такой категорией, как «страх»: журналисты и представители экспертного сообщества США постоянно эксплуатировали тему страха, используя и негативный опыт Первой мировой войны, и травмирующие воспоминания недавнего экономического кризиса. Приводя такие исторические примеры, журналисты недвусмысленно давали понять, что проблемы в Китае могут стать проблемами для Америки. А начинать войну из-за далекого Китая (и еще более далекой – в «воображаемой географии» американцев – Маньчжурии) политики США не стремились.

Большое значение в такой ситуации приобрела позиция госсекретаря США Г. Стимсона: в американской прессе не должно быть критики действий Японии 1931 года и никаких угроз [7, p. 20]. Наиболее авторитетные издания США точно исполнили просьбу. С самых первых сообщений о «маньчжурском инциденте» симпатии были на стороне Японии: «Китайские войска атаковали японские части, и последние были вынуждены защищаться» [8, p. 1]. В последующие дни развития конфликта (21–23 сентября) американская пресса даже советовала Японии начинать контрнаступление.

Подобные мысли озвучены на страницах «Washington Post», «New York Times» [9, p. 2]. Сомнений в вине китайской стороны не было. Большинство американских историков и исследователей причин начала Тихоокеанской войны предпочитают не замечать данной позиции правительства и общества, отмечая в своих трудах, что с 1931 г. агрессивные намерения Японии были очевидны, что за 10 лет до Пёрл-Харбора японо-американские отношения вступили в период конфликта и т.д. – т.е. строят доказательную базу версий о причинах нападения полностью в соответствии с концепцией Рузвельта. Очень ярко такой подход просматривается в работах С. Фицжеральда, С. Хамен, Т. Бриттон, С. Уайта, Д. Борга [10, p. 14].

Исходя из первоначальной реакции на японское вторжение в Маньчжурию, периодическая печать США разделилась на две больших группы. Газеты первой группы доказывали, что никакой войны на Дальнем Востоке нет; конфликты в Маньчжурии – это лишь дела Япония и Китая; роль американской прессы в этих событиях – делать акценты на «дикости» и «отсталости» Китая, неумелом управлении провинциями и территориями, продажности и коррупции. В публикациях данной группы четко видно стремление журналистов не употреблять слово «война», подбирая к нему многочисленные синонимы.

«Youngstown Vindicator» (Огайо) 19 сентября 1931 г. вышла с противоположным общим информационным тенденциям заголовком: «Война в Китае: японцы штурмуют Мукден» [11, p. 1]. В статье на первой полос сообщается, что сегодня ночью японские войска полностью взяли под контроль столицу Маньчжурии – Мукден, «овладев стенами и арсеналом древнего города. Японское правительство пытается предотвратить объявление войны». Но на 4 странице этого же номера подзаголовок статьи однозначно определяет приоритеты: «Японцы начали войну». Кроме того, редакторская статья содержит много исключительно военных деталей: Япония передислоцирует свои самолеты на север Кореи – ближе к границе с Китаем; на главной военно-морской базе Японии Сасебо замечены активные приготовления; соотношение сил в Маньчжурии – 12000 солдат против 331000 (перевес у китайской стороны). Всё это формировало совершенно иной образ «сражающегося Китая»: не локального конфликта (а в некоторых изданиях – даже не конфликта, а столкновения, при котором «погибло два японца и 12 китайцев»), а полномасштабной войны, где задействованы десятки тысяч солдат, авиация, артиллерия и флот. И что самое важное для газет второй группы – японский премьер-министр и кабинет министров всеми способами стараются скрыть истинные масштабы войны, дезинформируют мировое сообщество и под прикрытием новостей о небольших перестрелках ведут военные приготовления.

В более осторожных тонах рассуждает о начале войны «Pittsburgh Post-Gazette» (Пенсильвания) 19 сентября 1931 г.: «Мукден взят японцами. Столица Маньчжурии пала после 18-часового сражения. Около 100 японских солдат убито» [12, p. 1]. Кроме того, в относительно небольшой статье сообщается, что маршал Чжан Сюэлян – правитель Маньчжурии – прислал из Пекина депешу, где назвал случившееся «японской провокацией». А агентство «Юнайтед ньюз» предполагает, что падением Мукдена конфликт не закончится, т.к. проведена мобилизация японских сил в Корее. Здесь видно, что редакторы «Pittsburgh Post-Gazette» хотя и используют американские и китайские источники информации, риторика данной статьи очень близка в первой из выделенных нами групп газет, в которых формируется образ локального столкновения, причем на территории, не контролируемой Китаем.

Однако в этом устоявшемся и характерном для 18–19 сентября 1931 г. образе Китая есть в указанной статье некоторые изменения. Во-первых, существенно отличается число погибших – не 10–12 человек, а уже сотни. Это в восприятии американских читателей меняет масштаб «военной провокации». Во-вторых, на достижение этой цели направлено и указание «18-часового боя за столицу». В-третьих, Маньчжурия в статье «Pittsburgh Post-Gazette» выступает как безусловная часть Китая, т.к. Чжан Сюэлян распоряжается из Пекина – следовательно, газета не поддерживает один из главных тезисов японской пропаганды, что «Маньчжурия не Китай».

В целом, позиции американских периодических изданий разделились между данными двумя полярными точками зрения. Первая: «маньчжурский инцидент» – это конфликт Китая и Японии из-за некой (как устойчиво намекали журналисты США) независимой территории «Маньчжурия». США не должны вмешиваться в такие далекие и сугубо локальные дела. Такой взгляд на начало конфликта выражали в основном изоляционистские издания.

Вторая точка зрения, представленная газетами интернационалистской направленности, рассматривала события в Маньчжурии как начало новой (возможно, очень масштабной) войны на Дальнем Востоке: Китай стал жертвой японской агрессии, которая нарушает не только японо-китайские договоры, но и Вашингтонские соглашения. Следовательно, это дает право США и Великобритании, как отмечали издания второй группы, вмешаться и остановить японское наступление.

Изменения, происходящие как в изоляционистских, так и в интернационалистских газетах в связи с началом японо-китайского конфликта доказывает контент-анализ материалов периодической печати США. Так, анализ выпусков «Chicago Tribune», газеты с очень сильными изоляционистскими традициями, показывает, что в непосредственный период перед кризисом (июль и август 1931 г.) Маньчжурия упоминалась 11 и 6 раз в месяц соответственно. Зато в сентябре-октябре происходит резкий рост упоминаний: 36 и 62. Но наивысшего значения интерес к Маньчжурии достигает в ноябре-декабре, когда соответственно 94 и 74 раза название данной территории встречалось на страницах «Chicago Tribune» [13].

Из подобных цифр можно сделать два вывода: во-первых, даже изоляционистские газеты США, с разрастанием масштабов военного конфликта в Китае, переключились с местных новостей на освещение событий на Дальнем Востоке. Во-вторых, частота упоминания именно слова «Маньчжурия» показывает, что «Chicago Tribune» на протяжении всей второй половины 1931 г. продолжала проводить мысль, что Китая и Маньчжурия – это разные государства, следовательно, не имеет смысла принуждать Японию прекратить агрессию, т.к. маньчжурские дела не регулируются Вашингтонскими соглашениями.

Но совершенно иную картину предвоенного развития интереса к Маньчжурии и Японии в США демонстрирует контент анализ аналитических журналов «Pacific Affairs», «The Geographical Journal», «The Annals of the American Academy of Political and Social Science» – 272 упоминания Маньчжурии за 1930 год. Причем темы, которые затрагивают данные «солидные журналы», – это Маньчжурия и конференция в Киото, железные дороги в Северном Китае, японо-китайское соперничество. Выводы историков, политологов, международных обозревателей, которые печатались в данных изданиях, прямо говорят: война между Китаем и Японией – дело ближайшей перспективы. Однако для ежедневных газет подобные заключения оказались невостребованными, и маньчжурский инцидент буквально «разбудил» американское общество и массовую прессу.

Другим любопытным отличием журнальных публикаций предвоенного периода от газетных статей стал иной подход к географическому определению Маньчжурии. Так, в журнале «Geographical Review», в номере за октябрь 1930 года, американский доктор геологии Джордж Кресси, получающий вторую докторскую степень по географии в Университете Кларка, опубликовал подробную статью «Новая карта Китая». В ней вся Маньчжурия безусловно относится к территории Китая, а Мукден не обладает никаким отличительным статусом как «столица Маньчжурии» [14, p. 653]. Те же тезисы ученый приводит и в другом журнале [15, p. 1–9]. Но, как мы видим из материалов прессы сентября 1931 года, вывод исследователя в области политической географии Китая остался незамеченным периодическими изданиями США, для части которых утверждение позиции, что Маньчжурия – не Китай, отвечало как внутренним традициям, так и внешнеполитическим взглядам.

К этому же времени относятся первые попытки (в массовых изданиях) дать более подробную характеристику Маньчжурии: в изображении американских журналистов это территория постоянных конфликтов между Японией, Китаем, Россией и самими китайцами. Наибольшую ценность представляют в ней две железные дороги, которые на страницах газет США приобретают государствообразующую функцию. Политическую нестабильность Маньчжурии подтверждает не только правление диктатора маршала Чжан Сюэляна, но и его слова (от 19 сентября 1931 года), что солдаты в его казармах на момент японского нападения не имели оружия и в принципе не могли сопротивляться агрессору [16, p. 2].

Материалы контент-анализа показывают и другую, достаточно любопытную черту формирования образа «сражающегося Китая» в США 1931 г.: так, в «Chicago Tribune» имя лидер партии Гоминьдан Чан Кайши упоминалось в августе 9 раз, в сентябре 11 раз, в октябре 10 раз. В «Pittsburgh Post-Gazette»: в августе 6 раз, в сентябре 13 раз, в октябре 12 раз. В «The Atlanta Constitution»: в августе 10 раз, в сентябре 9 раз, в октябре 9 раз. В «New York Times»: в августе 19 раз, в сентябре 22 раза, в октябре 27 раз.

Такие динамика и пропорции показывают, что создание персонифицированного образа Китая в изоляционистской и интернационалистской прессе шло совершенно разными путями: «Chicago Tribune», «Pittsburgh Post-Gazette», «The Atlanta Constitution», как традиционно изоляционистские газеты, делали образ Китая обезличенным – на 200–250 упоминаний слова «Китай» каждый месяц приходилось, как видно из приведенных данных, 9–13 упоминаний его лидера, что не приводило к складыванию какого-либо четкого образа китайского лидера в данных газетах. А главное – создавало у читателей образ неуправляемого Китая, который все еще находится в состоянии политической нестабильности и его территорию, ресурсы и власть делят между собой различные диктаторы.

Следовательно, очень частое употребление слова «Китай» (в сумме с вышеобозначенной чертой) приводило к фактическому переносу ситуации 1916–1927 гг. в Китае на период 1930–1931 гг.: как страны без лидера, раздробленной в военно-политическом плане, объекта претензий соседних держав, тем самым – косвенно – подтверждая обоснованность японской агрессии.

Интернационалистская пресса (с одним из своих лидеров «New York Times») выбрала иной подход, делая акцент в освещении китайских событий на лидере Поднебесной. Причем нью-йоркское издание явно выделяло Чан Кайши из других китайских лидеров, преподносило его читателям как единственного военно-политического деятеля Китая, способного сохранить единство страны в борьбе как с японцами, так и с внутренними «военными лордами».

Похожая ситуация наблюдается и с другим активным участником конфликта в Маньчжурии – маршалом Чжан Сюэляном, которого американская пресса называла то «бывшим диктатором», то «фактическим хозяином» Маньчжурии. Так, за первый месяц развития конфликта – сентябрь 1931 г. – он упоминался в «Chicago Tribune» 3 раза, т.е. остался даже не на периферии внимания республиканских журналистов Чикаго, а за пределами всякого внимания. Тогда как в «New York Times» за сентябрь 1931 года – 14 упоминаний Чжан Сюэляна.

Такое распределение приоритетов наводит на мысль, что в начальный период формирования образа «сражающегося Китая» (сентябрь 1931 года) американскую периодическую печать в большей степени интересовала сама территория, сами географические объекты «Маньчжурия», «Китай», «Япония», но никак не их политики, а тем более население. Используя терминологию одного из ключевых методологов исторической имагологии Э. Саида, можно утверждать, что американские журналисты (изоляционисты в большей степени) оказались проводниками идеологии ориентализма, когда восприятие Востока в общественно-политическом дискурсе США характеризуется такими маркерами, как «отсталость», «дикость», «варварство», «конфликты», а дополняется это активным продвижением через СМИ идей о неспособность Китая или Маньчжурии к самостоятельному управлению, к независимой политике и следованию нормам международного права [17, p. 31].

При этом в периодической печати США даже в 1931 г. сохранялась еще тенденция восприятия Японии как «янки Востока» – единственной силы, способной контролировать и сдерживать хаос остальной Азии [18, p. 18]. И хотя данные особенности восприятия не отражали новых поствашингтонских принципов внешней политики США, они продолжали оказывать достаточно значимое воздействие на американских редакторов, журналистов и их читателей.

About the authors

Sergey Olegovich Buranok

Author for correspondence.
Email: witch-king-1@mail.ru

doctor of historical sciences, associate professor, professor of World History, Law and Methods of Teaching Department

References

Supplementary files