About the functionality of the animal lower jaw in the economy of the Late Bronze Age (from finds of Bay-Kiyat I settlement, Tarkhankut peninsula)

Full Text

Хозяйственная деятельность населения позднего бронзового века евразийских степей в настоящее время изучается в рамках комплексных междисциплинарных исследований. Такие работы проводятся и в степном Крыму, включая его северо-западную часть, которая характеризуется обширными пастбищными пространствами. Согласно анализу предшествующих археозоологических исследований материалов позднего бронзового века полуострова [1, с. 99–112, табл. 1–3; 2, с. 41; 3; 4; 5, с. 95–112, 150–160; 6, с. 41; 7, с. 116–117; 8] в сопоставлении с новыми данными, полученными в ходе полевых работ 2019–2020 гг. [9] и 2022 г. [10, с. 49–52], одним из основных видов хозяйственной деятельности в позднем бронзовом веке было пастушеское скотоводство, значительная доля которого приходилась на овцеводство [9, с. 93–94]. Овцеводство является ценным сырьевым источником для получения шерсти, шкур, кожи для изготовления одежды, обуви, предметов быта, а также высококалорийных продуктов питания (баранины, жира, молока и молочных продуктов), что полностью обеспечивало материальную сферу древнего человека. Практическое использование овец в хозяйственной деятельности населения бронзового века можно охарактеризовать как экономичную и безотходную хозяйственную технологию. Из костного материала изготавливались также и орудия труда. В связи с этим большой интерес имеет комплексное изучение костных остатков на археологических памятниках бронзового века, особенно костей домашних овец. Таких исследований для позднего бронзового века Крыма проведено не так много [1, с. 99–112, табл. 1–3; 3; 4], а в его северо-западной части работы только начинаются [9; 10, с. 49–52].

Оценивая характеристики овцеводства в позднем бронзовом веке на Крымском полуострове, можно отметить исследования, проведенные на поселении Кировское [1], где были установлены некоторые особенности овец для этого региона. По сравнению с памятниками бронзового века Юго-Восточной Европы, овцы отличались низкорослостью. Также хозяйственная стратегия в северо-причерноморских степях характеризовалась большей подвижностью животноводческих хозяйств. Для культур позднего бронзового века Карпатского бассейна и северо-причерноморских степей было установлено преобладание мясного направления, в том числе и в овцеводстве, о чем свидетельствуют данные по анализу костных материалов из памятников культур Ноуа и Сабатиновка [11; 12, p. 500–502; 13; 14, s. 335–350, 418–420]. Согласно проанализированным материалам из поселений степной белозерской культуры, мясное направление в скотоводстве характерно и для хозяйства населения в финале эпохи бронзы [15, с. 104–105; 16]. Что касается Северо-Западного Крыма, то сделанные наблюдения по разведочным работам 2019–2020 гг. показывают увеличение до одной трети доли овцеводства в составе стада [9, с. 93–94]. Какое направление имело овцеводство, покажет комплексный анализ массива данных, которые могут поступать из новейших масштабных раскопок, например, на поселении Багай-1 [17], разведочных работ (см., напр., [10]), а также из материалов раскопок прошлых лет, вновь выявленных в фондах и архивах.

В ходе работы с архивными данными (полевые отчеты, чертежи, описи, дневники) и сохранившейся коллекцией (керамикой, изделия из камня и кремня, кости и рога, металла) из раскопок в XX в. на поселении Бай-Кият I в личном фонде семьи крымских археологов Колотухина–Копьевой выявлены записи В.А. Колотухина. Также среди костных остатков имелось несколько нижних челюстей МРС, предположительно со следами рабочего лощения. Для выявления характера таких следов были проведены трасологический и микротомографический анализы.

Бай-Кият I – о поселении и архивных данных по остеологической коллекции

Поселение Бай-Кият I (с. Владимировка, Черноморский р-н, Республика Крым) расположено на небольшом мысу (высотой 3 м над уровнем моря), с западной стороны небольшой бухты, образованной в месте впадения балки в Каркинитский залив. Северный край поселения обрывается в море. Поверхность поселения задернована, через поселение проходит грунтовая дорога.

Оно открыто в 1973 г. А.А. Щепинским, в тот же год и в следующие два года раскапывалось им и В.А. Колотухиным. Далее в 1991–1995 гг. и в 1997–1998 гг. В.А. Колотухин зафиксировал 14 жилых сооружений, многочисленные хозяйственные конструкции, а также выявил обширные материалы: фрагменты керамики; изделия из глины, кости и рога, камня, бронзы; обломки костей животных. Общая раскопанная площадь 2100 м² [18; 6, с. 102–115].

При анализе материалов поселения исследователь использовал традиционные археологические методы (классификация, типология, сравнительный анализ, метод аналогий и др.) в сочетании со своими представлениями о культурно-историческом развитии степного Причерноморья применительно к материалам Крымского полуострова [6, с. 50–57]. Исходя из этого, В.А. Колотухин отнес поселение к концу существования сабатиновской культуры и к белозерской культуре и датировал XII–X вв. до н.э. [6, с. 56–57].

Археозоологические исследования были проведены по материалам раскопок 1993–1994 гг. Согласно им, в составе стада на поселении Бай-Кият I преобладал КРС [6, с. 41], а также были отмечены находки разнообразных морских моллюсков, в том числе «в помещении XIII <…> в ямке, перекрытой каменной плиткой, более 130 раковин "морской гребешок" были сложены аккуратными стопками» [6, с. 45]. Также были зафиксированы и строительные жертвы, представленные черепами и частями скелетов КРС и МРС [6, с. 45–46].

Сведения по костям животных были уточнены, т.к. в личном архиве автора раскопок В.А. Колотухина обнаружены таблицы с определением отобранных костей животных (костные стержни рогов, верхние и нижние челюсти, отдельные зубы, плечевые, позвонки, фаланги, копытные фаланги, пяточные, таранные и др.; известно, что анализы были сделаны специалистом-палеозоологом, но точные сведения установить пока не удалось) (табл. 1). В действительности, при раскопках поселения костей животных было найдено гораздо больше; например, В.А. Колотухин отмечал в полевом дневнике за 1994 г., что между помещениями зафиксированы ямки диаметром 0,25–0,35 м, заполненные костями животных с единичными фрагментами керамики и иногда сверху перекрытые плоскими камнями; отмечены и кости животных (чаще в скоплениях по 10–12 шт.) в каменных обкладках, возможно, деревянных столбов или стоек [19, с. 4, 17].

 

Таблица 1 – Таксономический состав животных из раскопок 1993–1994 гг. на поселении Бай-Кият I (согласно отобранным костям)

	Таксоны и группы
	Крупный рогатый скот	Мелкий рогатый скот (овца/коза)	Лошадь	Свинья домашняя	Собака домашняя	Олень благородный	Косуля
Всего определенных костей	497 (63%)	147 (18,6%)	138* (17,5%)	6 (0,8%)	1 (0,1%)	23	10
Итого костей:	822, из них домашних – 789

Примечание. Удельный вес домашних животных (в %) дан по отношению к 789 фрагментам, которые приняты за 100%; * – указано, что копытная фаланга под номером 257 (1994 г.), возможно, осёл.

 

Согласно приведенным данным, домашние животные (96%) представлены сельскохозяйственными видами, имеется кость домашней собаки. К дикой фауне относятся олень и косуля (4%). Среди домашних животных существенно преобладает КРС (63%), кости МРС и лошади представлены фактически в равных пропорциях (18,6% и 17,5%). Отметим наличие костей свиньи, что характерно для проанализированных материалов из поселений позднего бронзового века Крыма [9, с. 90–93]. Присутствие здесь весомой доли лошади соответствует данным по стаду на белозерских поселениях Северо-Западного Причерноморья. Так, на поселении Вороновка II лошадь (20/27,4%) занимала второе место [15, с. 105], а на поселении Тараклия-Гайдабул лошадь (20%) была на третьем месте после КРС (51%) и МРС (25%) [20, с. 170].

В ходе работы с сохранившимися материалами было обращено внимание на несколько нижних челюстей МРС, на которых, предположительно, имелись следы рабочего лощения. Одна из них, из раскопок 1993 г. (№ 342 или БД = 29 – номер приведен согласно Базе данных, формируемой в рамках выполнения научного проекта РНФ № 22-18-00065, https://rscf.ru/project/22-18-00065), – это симфизная часть левой нижней ветви челюсти овцы или козы; животное молодое, 1,5 года, забой примерно в конце лета (авторы благодарят к.и.н. А.К. Каспарова (ИИМК РАН, Санкт-Петербург) за археозоологические определения). Следующие три, происходящие из раскопок 1994 г., – правая ветвь нижней челюсти овцы, животное взрослое (№ 198, БД = 30); правая ветвь нижней челюсти овцы, животное взрослое (№ 216, БД = 31); обломок симфизной части правой нижней ветви челюсти овцы (№ 464, БД = 32).

Для выявления характера возможного использования челюстей в качестве инструментов были проведены трасологический и микротомографический анализы.

Трасологический и микротомографический анализы сохранившихся костей МРС

Трасологическое исследование костей животных для установления наличия вероятных следов изготовления и использования проведено А.А. Малютиной в ЭТЛ ИИМК РАН на оборудовании и программном обеспечении:

Из просмотренных четырех фрагментов нижнечелюстных костей овцы (три правые, один фрагмент от левой) анализ поверхности фрагмента левой нижнечелюстной кости результатов не дал, тогда как все три правых нижнечелюстных кости имеют следы использования (рис. 1–3).

Удовлетворительное состояние поверхностей костей позволило зафиксировать особенности их обработки и использования. У двух из трех костей произведено откалывание фрагмента тела кости по диастеме (рис. 1, 2) в результате чего сформировано асимметрично скошенное заострение. Ветви нижних челюстей с отростками дополнительной обработке не подвергались. У одной челюсти сколы по мыщелковому и венечному отросткам имеют свежий край, что указывает на современное происхождение (рис. 3). Следов подправки поверхности костей строганием или резанием не обнаружено, зубной ряд не удалялся. Основной износ приходится на зону скалывания диастема челюстей (скошенное заострение) и далее переходит на обе стороны кости (щечную и язычную), отличаясь (визуально) от остальной ее поверхности осветленностью участка. В двух из трех случаев край скошенного скола имеет интенсивную мягко сглаживающую заполировку с блеском (рис. 1: А).

 

Рисунок 1 – Поселение Бай-Кият I. Фрагмент орудия из нижнечелюстной кости для обработки шкур (№ 464 БД = 32): А – макрофотография следов использования (интенсивная заполировка поверхности кости и деформация дентина зуба); Б – микрофотография следов использования на поверхности кости (×100). Фото: А.А. Малютина

 

Поверхность покрыта многочисленными длинными царапинами разной ширины с ровными бортами, которые распространяются по язычной стороне кости регулярными однонаправленными рядами перпендикулярно нижнему краю кости и под наклоном (рис. 1: Б; рис. 2: А). На щечную сторону кости следы использования распространяются в меньшей степени. У небольшого фрагмента нижней челюсти отмечена интересная деталь: здесь в результате использования произошло истирание дентина первого малого коренного зуба с образованием канавки (рис. 1: А). Поверхность кости вокруг зуба также отличается интенсивной заполировкой и покрыта многочисленными линейными следами, которые как бы обтекают зубной ряд. У челюсти с наиболее целым диастемом (рис. 3) следы использования распространяются, главным образом, по верхнему краю, сглаживая поверхность кости.

В итоге проведенного трасологического анализа установлен комплекс макро- и микроскопических следов износа, что указывает на использование нижнечелюстных костей в кожевенном производстве. На этом основании их следует отнести к категории тупиков для мездрения, разминания шкур. Наличие выразительных, однонаправленных, иногда довольно крупных, линейных следов, вероятно, указывает и на использование орудий при удалении волосяного покрова животных (волососгонка), который содержит мельчайшие абразивные частицы. С этим, скорее всего, связана и канавка на дентине зуба одного тупика, которая могла образоваться только в результате трения о довольно жесткий материал. Интенсивный износ свидетельствует о длительном использовании как минимум двух предметов (рис. 1, 2). Исходя из характера следов обработки и использования, орудия держались в правой руке за ветвь и тело нижней челюсти и движения при работе имели разнонаправленную кинематику.

Образцы БД = 29 № 342, БД = 31 № 216 и БД = 32 № 464 (выбор обусловлен линейными размерами образцов – до 100 мм) были исследованы с помощью компьютерной микротомографии. Исследование выполнено А.М. Кульковым.

 

Рисунок 2 – Поселение Бай-Кият I. Орудие из нижнечелюстной кости для обработки шкур (№ 216 БД = 31): А – микрофотография следов использования на поверхности кости (×100). Фото: А.А. Малютина

 

Рисунок 3 – Поселение Бай-Кият I. Орудие из нижнечелюстной кости для обработки шкур (№ 198 БД = 30). Фото: А.А. Малютина

 

Сканирование проводилось при помощи рентгеновского микротомографа «Neoscan-80» на базе Научного Парка СПбГУ в ресурсном центре рентген-дифракционных методов исследований. Параметры сканирования: разрешение 27 мкм/пиксель, напряжение 101 кВ, сила тока 159 мкА, шаг сканирование 0,2°, усреднение по 6 кадрам, фильтр Cu 0,5 мм. Реконструкция результатов сканирования производилась при помощи комплекса программ NRecon, обработка и визуализация при помощи программ CTAn, Dataviewer и CTVox (Bruker).

 

Рисунок 4 – Поселение Бай-Кият I. Образец БД = 29 № 342. Щечная (А), язычная (Б) стороны и томографические срезы (В). Исследование: А.М. Кульков

 

Образец БД = 29 № 342 характеризовался значительной микро- (до 100 мкм) и макро- (свыше 100 мкм) трещиноватостью (рис. 4). Трещины располагалась параллельно нижнему краю челюсти. Наиболее крупная трещина (шириной около 500 мкм и длиной до 90 мм) находилась с язычной стороны.

 

Рисунок 5 – Поселение Бай-Кият I. Образец БД = 31 № 216. Щечная (А), язычная (Б) стороны и томографические срезы (В). Исследование: А.М. Кульков

 

Образец БД = 31 № 216 слаботрещиноватый (рис. 5). Единичные тонкие трещины (до 25 мкм шириной) длиной до 15 мм располагались под углом до 45° к нижнему краю челюсти.

Образец БД = 32 № 464 покрыт сетью тонких (преимущественно до 50 мкм) трещин, идущих под углом до 45° к нижнему краю челюсти (рис. 6). Наиболее ярко это выражено с язычной стороны челюсти (рис. 6: Б). Кроме того, в данном образце наблюдалось значительное число микротрещин толщиной около 25 мкм и длиной до 4 мм, направленных с поверхности внутрь кости.

 

Рисунок 6 – Поселение Бай-Кият I. Образец БД = 32 № 464. Щечная (А), язычная (Б) стороны и томографические срезы (В). Исследование: А.М. Кульков

 

J. Bradfield [21] изучал образование трещин при ударном воздействии на кость (костяное орудие). При этом предполагалось, что кость высушена – это приводит к увеличению содержания минеральной составляющей (гидроксилапатита) и потери эластичности. Вследствие этого образование и распространение ударных трещин проходит идентично аналогичным процессам в полуупругом материале. Исследователь выделяет трещины выветривания (циркулярные, идущие параллельно поверхности в объеме материала), трещины усталости материала, ударные макротрещины и микротрещины.

Согласно приведенной классификации, в нашем случае для образца БД = 29 № 342 характерны циркулярные трещины и ударные макротрещины, образовавшиеся в полуэластичном, просушенном материале. Единичные трещины в образце БД = 31 № 216 схожи с трещинами усталости материала. Циркулярных трещин выветривания в объеме образца не наблюдается. В образце БД = 32 № 464 также отсутствуют циркулярные трещины выветривания, однако выявляются трещины усталости и системы ударных макро- и микротрещин. Наиболее всего ударным воздействиям оказалась подвержены язычная сторона челюсти.

Трасологические данные получили полное подтверждение при микротомографическом анализе, который выявил систему трещин напряжения, связанных с усилиями по обработке кожи.

Обсуждение

Аналогичные орудиям с Бай-Кията I инструменты из нижних челюстей с разнообразными модификациями представлены на многих памятниках эпохи бронзы – раннего железного века на обширной территории от Восточной Европы [22; 23, с. 142–145] до Центрального Казахстана [24, с. 221] и юга Западной Сибири [25–27; 28, с. 73–75]. Экспериментально-трасологический анализ данной категории инструментов указывает на их универсальное и повсеместное использование в кожевенном производстве: мездрение и разминание шкур, ремней, волососгонка [29, с. 161–162; 30, с. 185–186; 31; 32], демонстрируя таким образом интересный феномен технико-функционального подхода с оптимизацией по выбору специфического сырья.

Опубликованные данные показывают, что тупики из нижних челюстей МРС как будто более характерны для восточной части евразийского степного пространства. Так, во второй-третьей четверти II тыс. до н.э. на памятниках западной части «Великой степи» и в лесостепи (меньше – в Карпатском бассейне), в ареалах культур Ноуа и Сабатиновка, но также (в единичных случаях) в ареале срубной культуры, в кожевенном деле преимущественно использовались зубчатые скребки из суставов лопаток КРС. Гораздо реже подтверждены случаи применения нижних челюстей (например, КРС, кабана и пр.) как гладильников, однако известны скребки из обломков крупных млекопитающих (см., например, [14, s. 267–276, abb. 77, 78, 81: 5, 6]). Не исключено также, что к финалу бронзового века с уменьшением в составе стада доли КРС и увеличением значения МРС и лошади древние мастера в своих производствах стали более широко использовать имеющееся в наличии костное сырье.

Вопрос функциональности использования нижней челюсти животных в хозяйстве в древности, в средние века и вплоть до Нового времени остается дискуссионным, т.к. они могли широко использоваться для разных целей, например в качестве серпов.

Так, изготовленные из челюстей животных инструменты обнаружены на поселениях бронзового века Центрального Казахстана – Талдысай, Атасу, Мыржик, Ак Мустафа и Акмая [33]. Особенностью этих поселений, существовавших во второй половине II – начале I тыс. до н.э., является наличие на их территории обширных центров цветной металлургии. Орудия для изготовления поводьев и ремешков для лошадей, найденные на памятниках, были сделаны из костей лошадиных челюстей. Такие орудия использовались на территории Казахстана с энеолита.

В раннем бронзовом веке такие специфические инструменты, изготовленные из нижних челюстей разных животных, распространяются на других территориях и были найдены на памятниках Словении, Чехии, Венгрии. Как отмечается исследователем, выбор кости или рога для обработки кожи объясняется тем, что это легкий инструмент для долговременного лощения в процессе дубления, с помощью которого можно получить ровный край, не разрезающий шкуру. Орудия из челюстей животных, найденные на памятнике Атасу, использовались как для дубления кожи, так и в качестве костяных серпов в сельском хозяйстве и имели многофункциональное применение. Костяные серпы изготавливались из челюстей лошади, а в ряде случаев из челюстей коз или овец. Обработка кожи орудиями из челюсти происходила на деревянной основе, и инструменты использовались для размягчения и мездрения кожи. Автор отмечает, что в позднем бронзовом веке и перехода к раннему железному веку, челюстные скребки были наиболее эффективными и распространенными инструментами. Благодаря их доступности и простоте изготовления они успешно и долгое время конкурировали с металлическими инструментами [33].

Другой интересной особенностью применения нижних челюстей животных является их использование в качестве наковальни. Такие данные были получены по материалам поселения Читила-Фермэ (Карпатский бассейн, Румыния), которое функционировало в IV в. до н.э. – I в. н.э., а также в II–V вв. н.э. Несколько изделий II–V вв. н.э. со специфическими косыми и «зубчатыми» следами были изучены путем трасологического анализа. Выявлено, что они связаны с местной железообработкой, когда на железный серп, положенный на костяную наковальню, мастер ударял долото с «молотком» под углом (на поверхности кости при этом остаются мелкие треугольные углубления и отпечаток активной части «зубила»). Наковальни такого типа широко использовались на юге Европы вплоть до средневековья [34].

Проведенные экспериментальные исследования с нижней челюстью животного (в частности, оленя) были сопоставлены с материалами середины I тыс. н.э. [35]. Использование нижней челюсти оленя применялось для разных операций: например, в качестве серпа для срезания тростника, очистки кукурузы или рыхления земли. Следы износа и трещины, полученные на челюсти, были сопоставлены с артефактом из поселения Онеота XV–XVI вв. н.э. (штат Висконсин, США). Процедура этого эксперимента была довольно простой. Исследователь соскоблил два куска высушенной жесткой оленьей шкуры. Он скоблил нижней челюстью по сыромятной коже, пока кожа не приобрела мягкую бархатистую текстуру на каждом участке. Медиальная сторона нижней челюсти использовалась, когда он использовал ее в правой руке, а латеральная – в левой. Вскоре после начала эксперимента на нижней челюсти оленя появилось множество следов, аналогичных модифицированным челюстям оленя из Онеоты. Исследования показали, что следы износа орудия по характеру соответствуют следам на орудии, которое использовалось для обработки шкуры.

Результаты

Таким образом, на поселении Бай-Кият I (Тарханкут) архивные данные (табл. 1) и проанализированные орудия из нижних челюстей МРС показывают, что овцы занимали одно из важных мест в хозяйственной стратегии его жителей. В число ремесленных производств на поселении Бай-Кият I можно включить и кожевенное производство, которое на основе трасологического и микротомографического анализов было выявлено впервые для данного региона, несмотря на то, что технологические схемы производства таких изделий, как тупики, были широко распространенными. Как было отмечено на материалах синхронных поселений степного Алтая [36], кожевенное дело в позднем бронзовом веке играло роль подсобного домашнего производства, а оно в целом не требовало специальных навыков по изготовлению орудий труда или выполнения особых трудовых операций.

Однако на поселении Мичурин-Одая культуры Ноуа в лесостепном Пруто-Днестровском междуречье отмечена разная функциональность подворьев в период их бытования – в всхолмлении № 1 (исследована четвертая часть, или 320 м²) обнаружено сравнительно большое количество изделий из кости, тогда как во всхолмлении № 21 зафиксировано сравнительно много наконечников стрел [14, s. 435–437]. Схожая ситуация могла иметь место и на поселении Бай-Кият I, где, согласно записям в полевых дневниках В.И. Колотухина, отмечена разная концентрация костей животных на разных его участках [37, с. 81], а также фактическое их отсутствие в некоторых постройках (например, в помещениях II и X), [19, с. 10, 17]. Хотя в случае подсобного домашнего производства отсутствовала необходимость в отдельных постройках, а было достаточно пространства жилых помещений, все же можно предполагать «специализацию» отдельных подворий, в том числе выделение отдельных «домохозяйств» для разведения овец.

 

Исследование выполнено при финансовой поддержке РНФ (проект № 22-18-00065, https://rscf. ru/project/22-18-00065/ «Культурно-исторические процессы и палеосреда в позднем бронзовом – раннем железном веке Северо-Западного Причерноморья: междисциплинарный подход») в РГПУ им. А.И. Герцена.

About the authors

Maya T. Kashuba

Institute of History of Material Culture of the Russian Academy of Sciences; Herzen State Pedagogical University of Russia

Email: mirra-k@yandex.ru

candidate of historical sciences, senior researcher of Archaeology of Central Asia and Caucasus Department, senior researcher of Research Laboratory of Rational Nature Management

Russian Federation, Saint Petersburg; Saint Petersburg

Anna A. Malyutina

Institute of History of Material Culture of the Russian Academy of Sciences

Email: kostylanya@yandex.ru

researcher of Experimental-Traceology Laboratory

Russian Federation, Saint Petersburg

Aleksandr M. Kulkov

Saint Petersburg State University; Herzen State Pedagogical University of Russia

Email: aguacrystals@yandex.ru

engineer of X-Ray Diffraction Research Methods Resource Center, engineer of Research Laboratory of Rational Nature Management

Russian Federation, Saint Petersburg; Saint Petersburg

Yulia V. Kozhukhovskaya

V.I. Vernadsky Crimean Federal University; Herzen State Pedagogical University of Russia

Email: jv-k@mail.ru

candidate of philological sciences, associate professor of Theory of Language, Literature and Sociolinguistics Department, senior researcher of Research Laboratory of Rational Nature Management

Russian Federation, Simferopol; Saint Petersburg

Marianna A. Kulkova

Herzen State Pedagogical University of Russia

Author for correspondence.
Email: kulkova@mail.ru

doctor of geological and mineralogical sciences, associate professor of Geology and Geoecology Department

Russian Federation, Saint Petersburg

References

Supplementary files