«Museum borders» and new identities

Cover Page

Cite item

Full Text

Abstract

Benedict Anderson named museum and map the main instruments in formation of national identity. Today we see a lot of new identities but the instruments are still actual. In this article the author discusses the image of borders in contemporary museum space and its new functions. Today border in museum exposition appears in many variants (maps, pictures, elements of navigation, photo or installation) so it is interesting how this phenomenon is linked with new goals of museum in contemporary world and how it influences new communities and its identities creation. The article is based on the field materials from the museums of Eastern Europe. According to our research two main functions of border image in museum space are the visiotype of territory and hronotop of the most important events in national history. Despite its original sense and meaning today image of the border in museum can unite people and evoke empathy in visitors.

Full Text

Постановка проблемы. Тема пограничья в последнее время становится всё более популярной в научных исследованиях, однако для музеологии она остается относительно новой. Тем не менее границы и пограничья, как и любые другие реалии нашей жизни, требуют своей музеефикации.

В 2016 году крупнейший российский фестиваль «Интермузей», пусть и с опозданием на несколько лет, обратился к теме «Музеи без границ». Однако, несмотря на внезапную популярность в России этого стабильного мирового тренда, в данной статье хотелось бы осветить прямо противоположную и не менее актуальную тему – музеи с границами.

Музей изначально является пространством пересечений множества пограничий: между настоящим и прошлым, между посетителем и экспонатом, между реальной жизнью и музейной экспозицией. Однако хотелось бы сконцентрироваться не на этом важном культурном феномене и не на музеях пограничных войск, в изобилии имеющихся на постсоветском пространстве. Ключевые вопросы данной статьи – как образ границы может быть использован в обычной музейной экспозиции, и какие функции он способен выполнять.

На первый взгляд, во время глобализации и постепенного исчезновения самого института границы данный разговор выглядит странным, однако только в одной Германии насчитывается 22 музея, посвященных истории так называемой внутренней границы, государственной границе между ФРГ и ГДР. Впрочем, только этим тема границы в немецких музеях не исчерпывается. Не менее тщательно музеефицирован и лимес, граница Римской империи. В Бад-Хомбурге была полностью восстановлена римская крепость Заальбург, в Аалене создан специальный музей лимеса, а в дополнение к нему археологический парк. Вайсенбург открыл музей римской культуры и информационный центр лимеса.

Функционал же этот не только разнообразен, но и крайне актуален для региональных музеев Российской Федерации. Причин этому как минимум три. Во-первых, в 1990-е года после распада СССР сразу несколько регионов (Самарская, Оренбургская, Воронежская, Белгородская, Астраханская, Псковская области, республики Северного Кавказа) внезапно после долгого перерыва снова оказались пограничными территориями и вынуждены снова привыкать к этой роли [1] и осмысливать её [2]. Впрочем, этой ситуацией всё многообразие культурных границ и связанных с ними музейных практик, безусловно, не исчерпывается [3].

Во-вторых, границы территории и их образ в массовом сознании являются одним из важнейших элементов при формировании прочной региональной идентичности, что служит одним из залогов успешного социально-экономического развития территорий [4].

В-третьих, из российского исторического нарратива практически исчезла тема «фронтира», границы между освоенными и неосвоенными поселенцами землями, а между тем он так или иначе пролегал через многие регионы России. Сейчас тема истории российского фронтира и использования его образа активно разрабатывается [5; 2; 6], и этот исторический феномен также требует осмысления в музейном пространстве. Кроме того, этот исторический образ мог бы также быть использован для укрепления региональных идентичностей, брендирования территорий и активизации туристической деятельности, что в условиях социально-экономического кризиса могло бы стать сильным драйвером для развития регионов.

Однако для того, чтобы региональные музеи начали работу над этой темой, требуется анализ зарубежного опыта и его переосмысление применительно к российским реалиям. В противном случае можно столкнуться с ситуацией, когда, например, Музей засечной черты превращается, вместо оригинального социокультурного проекта, в очередной музей боевой славы, никак не способствующий улучшению ситуации на территории.

История и методология вопроса, цель и задачи исследования. Несмотря на то, что проблемы музеефикации пограничья уже поднимались в отечественной музеологии и антропологии [7; 3], конкретно вопросы использования образа границы в музейном пространстве не анализировались. Автор статьи косвенно обращался к данной проблематике ранее [8], однако с точки зрения функционала карт в различных аспектах музейной деятельности и влияния использования карт в музее на формирование современных идентичностей.

Аналогичная ситуация сложилась и в западной научной литературе. Довольно часто освещаются общие вопросы, связанные с тем, как музей формирует или разрушает границы [9], а иногда внимание привлекает проблема отображения в музее культурных пограничий [10]. В последнее время большое внимание стало уделяться образу места в музейном пространстве и его влиянию на формирование разнообразных идентичностей [11], однако эти работы основываются прежде всего на западноевропейском опыте, который пока не всегда актуален для российских реалий.

Цель данного исследования изучение ключевых элементов в формировании современных идентичностей и расширение инструментария отечественных музеев.

Задачи исследования включают анализ использования образа границы в современных музейных практиках Восточной Европы и систематизацию его функций.

Анализ данных. Музеи Восточной Европы интересны для анализа по трем ключевым причинам. Во-первых, они стали одной из основных площадок в мире, где активно происходил и происходит до сих пор процесс формирования новых идентичностей как на основе опыта старой государственности, так и без него [12; 13]. Во-вторых, принципиально важно, что музеи из этого региона стабильно демонстрируют высокий класс и получают европейские музейные награды. Только за последние 10 лет в Восточную Европу дважды отправлялась награда лучшему музею года (The European Museum of the Year Award (EMYA)), которую получил Музей истории польских евреев (Варшава, 2016) и Музей КУМУ (Таллин, 2008) и приз Кеннета Хадсона, который завоевали Мемориал Яниса Липке (Рига, 2013) и Музей разбитых сердец (Загреб, 2009). В-третьих, эти страны близки Российской Федерации по социально-экономической ситуации.

1) Визиотип территории.

Границы являются одним из главных инструментов для создания визиотипа территории [14], а с точки зрения визуального восприятия контурная схема границ территории важнее, чем карта, поскольку направлена на сиюминутное образное восприятие. Верно заметил С.Н. Ушакин: «Воображение играет ключевую роль и в поддержании идеи исторической «незыблемости» (фактически подвижных) границ национального «тела». …Идея целостности (воображаемого) тела нации сливается с идеей государственного суверенитета» [15, с. 21]. Именно поэтому в музеях Восточной Европы мы часто встречаем активное использование границ в самых разнообразных форматах.

В Национальном Мемориале на Виткове (Чехия) границы республики использованы как в напольном дизайне, так и для создания декоративных арт-объектов. Польские этнографические музеи в Варшаве и Кракове использовали карту границ Польши для оформления этикеток, причем данный прием оказался довольно эффективным, поскольку посетителю легче понять, из какого именно района страны происходит тот или иной экспонат. В Эстонском историческом музее (Таллин), в разделе экспозиции, посвященной истории городов, образ Эстонии применялся для дизайна витрин. При этом на условную карту страны были нанесены основные города.

Иногда подобный дизайн становится символическим вдвойне. Так, выставку, посвященную Первой мировой войне в Военном музее Чехии, предваряла большая фотография военной демонстрации в Праге, которая была вырезана по границам Чехии. Завершала же эту выставку аналогичная фотография послевоенной демонстрации, но теперь её рамками служили границы объединенной Чехословакии.

Еще более сложная систем применена в Военном музее Латвии (Рига). Там карты фактически играют роль экспликаций для разделов, посвященных периоду гражданской войны в Латвии. В зависимости от периода и ситуации каждая карта по-разному показывает карту Латвии и территории, занятые латвийским, немецкими или советскими войсками.

Нельзя не отметить, что подобные схемы работают не только на национальном уровне. Музей города Загреба (Хорватия) использовал аналогичный прием на серии выставок, посвященной отдельным районам города: экспозиции сопровождались контурами границ района, создавая фиксированный визиотип локальной территории.

В Музее Фредерика Шопена (Варшава) образ территории переместился в виртуальное пространство – при работе с мультимедиа перед глазами посетителя постоянно находится карта Польши. Аналогичным образом поступили и в Эстонском историческом музее (Таллин): сразу при входе в постоянную экспозицию установлены дисплеи с историческими и современными картами Эстонии, где не только постоянно повторяется визиотип страны, но и показывается история его формирования.

В данном кейсе важно то, что и в музейном пространстве, и в массовом сознании история воспринимается как изменение границ, однако подобное упрощение и позволяет формировать устойчивые образы и визотипы территории. В связи с этим возникает следующая функция образа границы в музейном пространстве.

2) Граница как хронотоп.

Образ границы всегда символизирует важную черту, грань, поэтому часто его применяют в тех случаях, когда надо не просто обозначить очередное изменение границ, но подчеркнуть его судьбоносное значение. Например, Музей истории польских евреев (Варшава) таким образом обыгрывает тему разделов Польши в XVIII веке. В зале, посвященному этому событию, визиотипы Польши и её частей, отошедших другим государствам, расположены не только на стенах, но и пол визуально разделен на три части, еще раз напоминая о трагическом моменте в истории государства.

Уже упоминавшийся выше Военный музей Латвии использовал более сложный образ границы (пограничные столбы, шлагбаум и т.д.) в экспозиции для мемориализации событий 1940-ого года, когда Латвийская республика потеряла свою независимость.

Музей Армии Крайовой (Краков) включил образ границы, а точнее, её уничтожения для описания аналогичных событий сентября 1939 года. На крупной фотографии в центре экспозиции изображены военнослужащие Вермахта, уничтожающие пограничный столб на немецко-польской границе.

Важно отметить, что музейный образ границы может подчеркивать не только одномоментное событие, как в предыдущих кейсах, но и целую эпоху. Музей террора (Будапешт), посвященный периодам немецкой оккупации и социализма, таким образом описывает весь этот исторический отрезок, растянувшийся на несколько десятилетий. Рядом с музеем расположился фрагмент Берлинской стены, а неподалеку от него символический памятник, обозначающий «железный занавес», разделявший Европу.

Образ границы начинают использовать и музеи, на первый взгляд, не напрямую связанные с историей. Например, в Музее техники Вадима Задорожного (Московская область) установлен пограничный знак № 509 с участка пограничной заставы имени Г.Я. Варавина Львовского пограничного округа. 24 августа 1991 года над заставой был поднят украинский флаг, а герб СССР на знаке был заменен на символику Украины. Этот случай стал первым в истории случаем замены советской границы на пограничную систему независимых государств. Правда, нельзя не отметить, что данный знак фактически никак не связан с экспозицией, что сильно обесценивает его смысл.

Символическая граница появилась и в экспозиции Музея первого президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина (Екатеринбург), здесь она отделяет события 19–21 августа 1991 года от раздела, посвященного независимой России, и включена сразу в три смысловых поля. Технически она отмечает середину основной экспозиции, но помимо этого, здесь, символически указана черта между советской и российской историей. Также возникновение новых государств после распада Советского Союза не обошлось без возникновения новых границ, и это подчеркивается в экспозиционном пространстве.

Хотелось бы обратить внимание на маркирование середины экспозиции, поскольку в некоторых случаях хронотоп является еще и принципиальным элементом экспозиционного сценария. Так, новый Музей эмиграции (Гдыня) принципиально начинает экспозицию с пограничных столбов, и это не только хронотоп, обозначающий начало первых массовых миграций из Польши, но и символ того, что посетитель сам примеряет на себя роль мигранта и переходит границу.

При этом, возможно, увлечение отображением границ в музейном пространстве может преследовать и еще одну цель – превращение их из предметов реальных в объекты мифологические, и таким образом способствовать их размыванию.

Если посмотреть на объекты, связанные с внутренней границей, то можно заметить, что Музей Берлинской стены и его аналоги, расположенные на «внутренней границе», ориентированы не на разделение нации, а на формирование новой идентичности. Они показывают не разницу между двумя частями страны, а их единство и стремление к воссоединению. Более того, музеи начинают обыгрывать образ границы в юмористическом ключе. Так, уже упоминавшийся ранее Эстонский исторический музей поместил в постоянную экспозицию арт-объект с красноречивым названием «Глобус Эстонии». В новом Музее Франца Кафки (Прага) в форме границ Чехии выполнен фонтан, пикантность которому придают две мужские статуи, справляющие в него малую нужду. Подобные подходы позволяют по-новому взглянуть на идентичность и ценность границ в современном мире.

Заключение. Очевидно, что образ границы является довольно интересным музейным инструментом и, безусловно, может быть использован во многих экспозициях. Однако хотелось бы обратить внимание на главный эффект его применения. Граница в музейном пространстве становится очень сильным образом, который отнюдь не разделяет, а наоборот, объединяет и повышает эмпатию посетителя по отношению к описываемым событиям. Как ни странно, именно границы становятся символами новых идентичностей, причем не только национальных, но и локальных, и поэтому российским музеям стоит обратить внимание на новый инструментарий, чтобы активнее включаться в социокультурные процессы.

×

About the authors

Ivan Alexandrovich Grinko

Russian Institute for Heritage Research

Author for correspondence.
Email: iagrinko@yandex.ru

candidate of history sciences, head of Museum Research and Projecting Center

Russian Federation, 119072, Moscow, Bersenevskaya waterfront, 20

References

  1. Колосов В.А. Как изучать «новое пограничье» России? // Международные процессы. 2004. Т. 2. № 3 (6).
  2. Замятина Н.Ю. Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах // Общественные науки и современность. 1998. № 5. С. 77.
  3. Никишин Н.А. Музей в пограничном городе // Музей и этнология. М., 1997. С. 39–49.
  4. Брендинг территорий. Лучшие мировые практики / под ред. Кейта Динни; пер. с англ. Веры Сечной. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2013.
  5. Дубман Э.Л. Поволжский фронтир в середине XVI–XVII вв. Очерки истории. Самара, 2012.
  6. Шиловский М.В. Фронтир и переселения (сибирский опыт) // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII–XX вв.: общее и особенное. Вып. 3. Новосибирск, 2003. С. 101–112.
  7. Мельникова Е.А. Локальное прошлое на границе национального: краеведческие музеи Северного Приладожья в постсоветское время // Антропологический форум. № 25. СПб., 2015. С. 9–41.
  8. Гринько И.А., Шевцова А.А. «Реанимируя Андерсона»: музей и карта в формировании современных идентичностей // Культурологический журнал. 2015. № 1 (19).
  9. Golding V. Learning at the Museum Frontiers // Identity, Race and Power. Routledge, 2012.
  10. Ballinger P. Lines in the Water, Peoples on the Map: Maritime Museums and the Representation of Cultural Boundaries in the Upper Adriatic // Narodna umjetnost: hrvatski časopis za etnologiju i folkloristiku, Vol.43 No.1 Lipanj 2006. P. 15–39.
  11. Whitehead Christopher, Mason Rhiannon. Museums, Peoples, Places. European Museums and Identity in History // Museums in an Age of Migrations Questions, Challenges, Perspectives edited by Luca Basso Peressut and Clelia Pozzi. Milan, 2012.
  12. Требст С. «Какой такой ковер?» Культура памяти в посткоммунистических обществах Восточной Европы: попытка общего описания и категоризации // Империя и нация в зеркале исторической памяти: сб. статей / сост. И. Герасимов, М. Могильнер, А. Семенов. М.: Новое издательство, 2011. С. 142–181.
  13. Чепайтене Р. Восприятие советской эпохи в современной Литве // Прошлый век: сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. полит. науки; ред. кол.: А.И. Миллер, гл. ред., и др. М., 2013. С. 241–276.
  14. Гусейнов Г.Ч. Карта нашей Родины: идеологема между словом и телом. М., ОГИ, 2005.
  15. Ушакин C.Н. «Нам этой болью дышать»? О травме, памяти и сообществах // Травма: пункты: сб. статей / сост. С. Ушакин и Е. Трубина. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 5–41.

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML

Copyright (c) 2016 Grinko I.A.

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License.

This website uses cookies

You consent to our cookies if you continue to use our website.

About Cookies