The French experience in colonial counterinsurgency: transfer of practices and ideas

Full Text

Систематизация колониального опыта борьбы с повстанцами во Франции берет свое начало в XIX в. Директор Центра исследований безопасности при Французском институте международных отношений, профессор парижского института политических исследований Этьен де Дюран в этой связи констатирует, что французский опыт по борьбе с повстанцами берет свое начало c 1830 г. (начало завоевания Алжира) и заканчивается весьма символично потерей этой же колонии в 1962 г. [1, p. 11].

В академическом сообществе бытует аргументированное мнение, что к началу XX в. французский опыт обеспечения колониального контроля опирался, прежде всего, на идеи Тома Робера Бюжо, Жозефа Симона Галлиени и Юбера Лиоте [1, p. 12–13; 2, p. 112; 3, p. 32–46; 4, p. 15–16]. При этом нельзя полагать, что военная мысль Франции в этом смысле имеет монолитную теоретическую структуру. Со временем она эволюционировала, вследствие чего появлялись новые взгляды на проблему. С другой стороны, как пишет исследователь Майкл Финч, методы, разработанные и систематизированные офицерами французской колониальной службы до Первой мировой войны, повторили уже после Второй мировой войны сторонники концепции «революционной войны». Так, например, обстояло дело с принципом единоначалия, в соответствии с которым военная власть подчиняет себе гражданскую [5]. Если Бюжо можно охарактеризовать как основателя теории и практики французской школы колониального антиповстанчества, то иные упомянутые выше военные продолжили развитие военной мысли Франции в этом направлении. К примеру, Галлиени практиковал метод, который получил название стратегии «масляного пятна», впоследствии доработанной Лиоте [6, p. 74–75].

В литературе по антиповстанчеству данный термин обозначает безопасную от повстанцев территорию. Когда эта опасность преодолевается, ставится следующая цель – политический контроль и экономическое развитие. Но для того, чтобы решить эти задачи, необходима поддержка населения, фундаментально зависящая от обеспечения их безопасности, недопущения мести со стороны повстанческого движения. Главное в этой модели колониального антиповстанчества – не только военный захват деревни как географической точки на карте, но и содействие людям. Предполагается упор на кооперацию с местной элитой для функционирования колониальной администрации. На этом строится умиротворение – сочетание принуждения и согласия (демонстрация силы и одновременно с этим предоставление благ современной цивилизации, уважение к чужой культуре). Более поздняя разновидность этой концепции (на 2009 г.) обозначается тремя императивами – «очистить, удержать, построить» [7, p. 146; 1, p. 13–14, 257; 8, p. 560–562].

При этом деятельность Лиоте, ученика Галлиени, необходимо выделить отдельно, поскольку именно Лиоте доработал концепцию «масляного пятна». В одной из своих работ с весьма характерным названием – «Колониальная роль армии» (1900 г.) – он обосновал свое виденье проблем, связанных с колониальным антиповстанчеством: «Военная оккупация состоит не столько в военных действиях, сколько в действующей организации» [9, p. 6]. Лиоте приводит инструкцию Галлиени от 22 мая 1898 г.: «Лучший способ добиться умиротворения в нашей новой колонии – использовать комбинированные действия силы и политики. Мы должны помнить, что в колониальной борьбе мы должны разрушать только в крайнем случае, и в этом случае, опять же, разрушать только для того, чтобы строить лучше. Мы всегда должны щадить страну и жителей, поскольку им суждено принять наши будущие колониальные учреждения, и они будут нашими главными агентами и сотрудниками в осуществлении наших предприятий» [9, p. 16]. Определенно просматриваются элементы упомянутой выше концепции, где главное – это не захват территории, а взаимодействие с местными жителями.

Соавтор концепции «масляного пятна» добился заметного признания со стороны официальных властей Франции. Во всяком случае, президент Третьей республики Раймон Пуанкаре в своих воспоминаниях дает позитивную оценку личности этого военачальника: «Генерал Лиоте дал нам блестящее изложение [имеется в виду обсуждение организации марокканского протектората] своих концепций, иногда бурное и избыточное, иногда расплывчатое и испещренное отступлениями, но всегда заканчивавшееся концентрированной ясностью основных моментов и предложением практического и остроумного решения проблем» [10, p. 99].

Французских военных, внесших наиболее существенный вклад в развитие теории и практики колониального антиповстанчества, можно условно разделить на два поколения. Водораздел проходит после Второй мировой войны, или «травмы 1940 года», оказавшей мощное психологическое влияние на всю послевоенную мысль Франции [1, p. 17]. К первому поколению относятся упомянутые офицеры колониальной службы Бюжо, Галлиени и Лиоте, взгляды которых сложились и прошли проверку на деле до Великой войны. Ко второму поколению относятся сторонники теории «революционной войны», появившейся после Первой индокитайской войны 1946–1954 гг. – Шарль Лашеруа, Роже Тринкье и Давид Галула [11]. Отдельно стоит выделить американо-французского военного аналитика по Индокитаю Бернарда Фолла, который хотя и внес заметный вклад в развитие французской антиповстанческой мысли, заметно отличался от своих коллег в понимании противника. Как утверждает Натаниэль Мойр, офицер военной разведки резерва армии США, Фолл лучше понимал культурный аспект Вьетнама в отличие от теоретиков «революционной войны», которые хоть и присутствовали в этом регионе, но не были заинтересованы в понимании сложных процессов Индокитая, а развивали свои теории с целью универсального использования в других регионах, в том числе в Алжире [12]. Другим важным отличием, которое подчеркнул Мойр, являлось то, что социально-политические аспекты войны во Вьетнаме, по Фоллу, были объективно обусловлены историческими причинами, а не культурными противоречиями между французами и вьетнамцами [13, p. 910].

Возвращаясь к представителям концепции «революционной войны», необходимо прояснить, какой смысл вкладывали в это понятие офицеры французской армии. Как утверждает один из практиков и теоретиков данной концепции Галула в своем основополагающем труде «Борьба против повстанцев: теория и практика» (1964 г.), это внутренний конфликт между определенной национальной группой против местной правящей власти, контролирующей административный аппарат, полицию и вооруженные силы. Причем этот конфликт является результатом действий повстанцев, цель которых заключается в том, чтобы захватить власть или в ином случае отделиться от страны. Галула выделяет определенное преимущество партизан: в обычной войне любая сторона может начать конфликт, в «революционной войне» только повстанцы могут ее начать. Борьба с повстанцами всегда является уже следствием развернувшегося повстанческого движения [14, p. 1].

По мнению Тринкье, «революционная война» принципиально отличается от предыдущих войн тем, что столкновение двух армий на поле боя не приводит к победе ни одной из сторон. Автор констатирует, что война теперь представляет собой взаимосвязанную систему политических, экономических, психологических и военных действий, направленных на демонтаж власти в стране и смену ее другим режимом. Для достижения поставленной цели противник готов воспользоваться внутренними проблемами в стране, состоящими из различных факторов: идеологических, социальных, религиозных и экономических [15, p. 5].

Стоит подчеркнуть, что в 1961 г. вышла в свет его работа «Современная война: французский взгляд на борьбу с повстанцами» [15]. В англоязычной версии книги Тринкье содержится введение, написанное Бернардом Фоллом. Стоит обратить внимание, что оно содержит весьма лицеприятный биографический очерк об авторе работы. Подчеркивается его крестьянское происхождение – определенное преимущество для воина, которого уже не встретишь в западных армиях [15, p. xii]. По мнению Фолла, это дает возможность более квалифицированно писать на данную тему. Получив образование школьного учителя, Тринкье, как и все французы призывного возраста, отслужил два года в армии. Благодаря своему образованию он был отправлен в Школу офицерского резерва, так как во Франции учителя составляли основу офицерского корпуса резерва армии [15, p. xiii].

Примечательно, что французское издание вышло в 1961 г., а англоязычная версия – в 1964 г., то есть за год до начала полномасштабного вторжения США во Вьетнам. В 2006 г., в эпоху глобальной «войны с террором», была переиздана версия работы Тринкье на английском языке. В США экспертное сообщество интересовалось его идеями в разные времена, как во второй половине XX в., так и в начале XXI в. [15].

Профессор Департамента оборонных исследований и заместитель директора Департамента военного планирования и операций Канадского колледжа вооруженных сил в Торонто Пьер Пехлеви обрисовывает ситуацию в вооруженных силах Франции после проигрыша в Индокитае 1946–1954 гг. Французская армия в период 1954–1955 гг. начинает адаптироваться к реалиям «революционной войны». В марте 1955 г. создается Региональное бюро психологических воздействий. Впервые на официальном уровне психология стала инструментом ведения войны. По версии автора, 1955 г. представляет собой поворотный момент в плане переориентации Франции на ведение «революционной войны» [16]. При этом в одном из интервью Лашеруа утверждал, что первые отделения психологической войны были образованы уже в январе 1953 г., в Индокитае [17].

Теоретические основы «революционной войны», сформулированные на основе уроков Первой индокитайской войны, получили практическое применение в Алжире. В 1956 г. Лашеруа назначают президентом Комитета по психологическому воздействию национальной обороны, в следующем году он становится главой межведомственной комиссии по психологическим вопросам [5; 11]. Вместе с тем Майкл Финч полагает, что поражение Франции в 1940 г., потеря Индокитая в 1954 г., война за независимость Алжира – все эти факторы подорвали веру многих французских офицеров в республику. В конечном итоге часть представителей теории «революционной войны», в том числе ее основоположник Лашеруа, примкнут к участникам «Секретной вооруженной организации» [3, p. 234–235].

Опыт, собранный и систематизированный офицерами Франции, не ушел в забытье после завершения конфликтов в колониях. В 1960-е гг. французское антиповстанчество интересовало США накануне войны во Вьетнаме, однако новый и даже более активный интерес проявился в 2000-е гг., на фоне широкомасштабных интервенций США и их союзников в Афганистан (2001–2021 гг.) и Ирак (2003–2014 гг.). Как пишет Кристофер Гриффин, научный сотрудник Центра европейских исследований университета Париж III – Новая Сорбонна, армия США и аналитики заново открыли для себя специфику войны Франции в Алжире. В 2006 г. Дэвид Петреус назначается командующим многонациональными силами Ирака и в этом же году под его редакцией выходит новый полевой устав армии и морской пехоты США «FM 3-24», основанный во многом на идеях Галула. Одновременно переиздается самая известная работа этого теоретика французского колониального антиповстанчества – «Борьба против повстанцев: теория и практика» [8, p. 561; 18, с. 173].

Конечно, изучение французского опыта в 2000-е годы не ограничивалось Соединенными Штатами Америки. Страны военно-политического блока НАТО старались не отставать от лидера альянса в этом вопросе. В декабре 2009 г. Норвежский институт оборонных исследований представил доклад: «Полевое руководство по борьбе с повстанцами 3-24 и операции» [19]. Как поясняет автор, целью его работы является выделить ключевые принципы «FM 3-24»: в чем коренные отличия борьбы с повстанцами от обычных военных операций и какие уроки извлекла для себя армия США. В докладе небезосновательно утверждается, что доктрина уходит корнями в классическую теорию борьбы с повстанцами, опирающуюся, в том числе, на труды Галула. Стоит подчеркнуть, что доклад создан в рамках проекта «Многонациональный эксперимент» – это серия исследований, начатых в 2001 г. по инициативе Соединенных Штатов Америки. Год подчеркивает причину начала такого интереса – военная кампания в Афганистане. Курирует процесс командование объединенных сил США. Список военно-научной кооперации впечатляет. Только в Норвегии – институт оборонных исследований; институт международных отношений; командно-штабной колледж обороны; командование сетевых возможностей и информационной инфраструктуры; министерство обороны [19, p. 3].

Подводя итог, следует, прежде всего, отметить, что французский опыт колониального антиповстанчества накапливался и менялся с учетом времени и обстоятельств. Принципиальные изменения и переосмысление в плане ведения асимметричных конфликтов во Франции произошли после поражения республики в Индокитае. Одновременно с этим процесс деколонизации в странах третьего мира в рамках холодной войны вызывал все большее беспокойство США в свете «теории домино». Для военно-политической элиты встал вопрос о практическом применении антиповстанческого опыта европейских держав. Концепция «революционной войны» французских военных вызвала интерес в США уже в 1960-е гг., когда ситуация в Юго-Восточной Азии разворачивалась по тревожному для Вашингтона сценарию, с целью применить ее и/или ознакомиться с допущенными ошибками. При этом необходимо учитывать, что французский опыт в Индокитае, в отличие от синхронного британского опыта контрпартизанской борьбы в Малайе, рассматривался как негативный [18]. В 2000-е годы, во время затяжных и дорогостоящих афганской и иракской кампаний, этот процесс рецепции европейского колониального опыта антиповстанчества не только возобновился, но и усилился. Во время «войны с террором» французский опыт изучался в странах НАТО для повышения эффективности коалиционных сил в условиях контрпартизанской борьбы.

About the authors

Aleksandr Ivanovich Lyozin

Author for correspondence.
Email: lezin1995@gmail.com

master student of World History, Law and Methods of Teaching Department

References

Supplementary files