Культурно-просветительная работа в РККА в 1920-е – июне 1941 г.: поздняя советская историография проблемы (краткий историографический обзор)

Полный текст

Подлинная научная историография занимается не пассивным собирательством и склеиванием источников, а постановкой проблем, которые наполняют картину новым смыслом, содержанием

А.Дж. Коллингвуд [1]

Введение

В поздней советской историографии, то есть в историографии периода так называемой горбачёвской перестройки (вторая половина 1980-х – 1991 г.), нашла отражение, в том числе, и проблема культурно-просветительной работы в Красной армии в 1920-е – июне 1941 г.

Объектом исследования своего краткого историографического обзора автор избрал позднюю советскую историографию вопросов культурно-просветительной работы в Красной армии в 1920-е – 1941 г., которая материализовалась в определенном количестве опубликованных историографических источников.

Предмет исследования: сложившаяся советская исследовательская историографическая традиция изучения обозреваемой темы, анализ процесса накопления и приращения исторических знаний по ней в историографических источниках, выпущенных в свет во второй половине 1980-х – 1991 г.

Хронологические рамки исследования определены с учетом актуальности проблемы и в соответствии с замыслом настоящего краткого историографического обзора. Хронологические рамки анализируемых историографических источников ограничены 1920-ми – июнем 1941 г. Хронологические рамки самого краткого историографического обзора охватывают период со второй половины 1980-х до 1991 г. Это период так называемой горбачёвской перестройки. Данный временной отрезок классифицируется в качестве условного историографического периода.

В работе освещен (в формате краткого историографического обзора) комплекс соответствующих историографических источников, то есть традиционные исторические источники, вовлеченные в процесс историографического анализа, результаты которого нашли отражение в различного рода научной, научно-популярной, публицистической литературе (монографии, книги, брошюры, статьи) [2, с. 501–509]. В обозреваемых историографических источниках нашли отражение те или иные аскеты культурно-просветительной работы в РККА. Той самой культурно-просветительной работы, представлявшей собой систему мероприятий, проводимых командирами, политорганами, партийными и комсомольскими организациями по коммунистическому воспитанию и политическому просвещению личного состава, удовлетворению духовных запросов и организации досуга военнослужащих Красной армии [3]. При этом важно подчеркнуть, что культурно-просветительная работа, хотя и имела некоторую долю самостоятельности, являлась составной частью партийно-политической работы в Вооруженных силах Советского государства, то есть идеологической и организаторской деятельности военных советов, командиров, политорганов, партийных организаций Советской армии и Военно-морского флота (СА и ВМФ), которая являлась составной частью руководства Коммунистической партии Советского Союза (КПСС) вооруженными силами и рассматривалась в качестве теории и практики воспитания военнослужащих, организовывалась и проводилась как система мероприятий по реализации политики КПСС в СА и ВМФ [4, с. 683–684].

Данный краткий историографический обзор методологически выстроен по алгоритму, в который вошли два диалектически взаимосвязанные части. 1) Наличие в современной российской исторической науке так называемого методологического плюралистического многоголосия [5, с. 103–111; 6, с. 3–20; 7, с. 676–688; 8, с. 222–228]. Это потребовало от исследователя: отдать приоритет рационализму в процессе историко-научного и в том числе историографического познания [9, с. 150–153]; признать закономерность и необходимость перехода от эмпирического уровня в познании исторического и историко-познавательного процесса к теоретическому уровню его понимания и объяснения [10, с. 245–258]. 2) Специфика проблемно-тематического исследования, которая разработана современными отечественными историографами [11, с. 184–195; 12, с. 38–42; 13, с. 270–278] (всемерно учтена автором данной статьи).

Автор настоящего историографического обзора исходил из того, что проблема культурно-просветительской работы в Красной армии (1920-е – июнь 1941 г.) имеет историю ее изучения. Следовательно, необходимо опираться при обзоре поздней советской историографии на историографические наработки предшественников [14; 15, с. 118–135; 16, с. 156–167; 17, с. 40–42; 18, с. 37–38; 19, с. 161–169; 20, с. 75–78]. Опираясь на них, исследователь стремился обеспечить бережное и корректное отношение к историографическим наработкам предшественников. Но такой подход не девальвировал и процесс их критического осмысления и переосмысления.

Основная часть

Не представляется возможным разработать качественный историографический обзор по рассматриваемой теме, если не учесть, что в поздней советской историографии – историографии периода перестройки – сложилась уникальная историографическая ситуация. Она детерминировалась, в первую очередь, общим вектором социально-экономического, политического, духовного движения СССР: от так называемой перестройки (ее ядро составили реформы М.С. Горбачёва, явившиеся в конечном итоге паллиативными [21; 22]) к распаду СССР – этой величайшей геополитической катастрофы в истории мировых цивилизаций в конце XX века [23]. На подобном историческом фоне начался в поздней советской историографии процесс трансформации исторического знания. В итоге он привел к кризису советской исторической науки [24, с. 21–35], как одному из выражений общего глубинного кризиса в Советском государстве. В целом и эта констатация представляется важной, уникальность обозреваемого условного историографического периода относительно подробно исследована в современной российской исторической науке [25, с. 199–234; 26, с. 41–56; 27, с. 190–194; 28]. Поэтому приведем только мнение Г.М. Ипполитова и С.Н. Полторака, в котором, как видится автору настоящего историографического обзора, отмечены наиболее характерные черты поздней советской историографии (периода перестройки). Ученые посчитали, что в то время произошло зарождение новых подходов в советской исторической науке. Причем данный процесс «постепенно выходит за рамки методологии догматизированного марксизма в большевистском его измерении (ленинизм), адаптированного идеологами правившей в стране компартии для нужд политического режима советской власти. Но это происходит на фоне жесткой борьбы старого и нового». И хотя в период перестройки новые подходы в советской исторической науке зародились, что само по себе не могло не оказать положительного влияния на историографию, нельзя не заметить, что в целом «историография рассматриваемой проблемы – историография зачаточных тенденций, нереализованных планов. Впрочем, как и вся горбачёвская перестройка» [29, с. 44].

Если же вести речь об истории изучения именно проблемы культурно-просветительной работы в Красной армии в 1920-е – июне 1941 гг. – в период так называемой горбачёвской перестройки, то приходится констатировать, что в распоряжении исследователей имелась соответствующая источниковая база (и это представляется принципиальным):

• во-первых, властные структуры резко облегчили доступ к архивохранилищам всех советских архивов. Более того, в них начался процесс рассекречивания документов и материалов [30, с. 37–41; 31, с. 77–88];
• во-вторых, были опубликованы некоторые документы, имеющие отношение к истории РККА в 1920-х – июне 1941 г. [32, с. 48–80; 33, с. 186–192; 34], в том числе и к ряду аспектов рассматриваемой темы [35, с. 192–201; 36, с. 191–196]. Причем такие опубликованные документы были хорошо обработаны в археографическом отношении;
• в-третьих, были изданы отдельной книгой документы и материалы, посвященные жизни и деятельности М.В. Фрунзе под символическим названием «Неизвестное и забытое». Сюда вошли публицистика, мемуары, документы, письма, отражающие многогранную деятельность М.В. Фрунзе, в том числе и в 1921–1925 гг. [37];
• в-четвертых, был издан и ряд эго-документов, в которых нашли отражение и отдельные аспекты политической работы в боевой обстановке [38]. Например, это воспоминания В.Ф. Воротникова, полковника в отставке, адъютанта Г.К. Жукова во время боев на Халхин-Голе [39];
• в-пятых, был выпущен в свет ряд научно-справочных и научно-библиографических изданий (правда, небольшое количество) [40–43].

В процессе разработки настоящего краткого историографического обзора его автор пришел к такому заключению: различные аспекты проблемы культурно-просветительной работы РККА в хронологических рамках, указанных выше, нашли фрагментарное (причем до предела сжатое) отражение в фундаментальном обобщающем труде Д.Т. Язова, тогда министра обороны СССР. Он посвящен героической истории Вооруженных сил СССР, в том числе и в 1920-е – июне 1941 г. [44]. Правда, в книге отсутствует научно-справочный аппарат, что, безусловно, снижает ее научную весомость. Но, с другой стороны, ее автор – крупный руководящий партийно-государственный деятель Союза СССР. И теперь ясно, что в подготовке этой книги участвовали профессионалы-историки, что повышает степень ее научной значимости. Следовательно, для изучения рассматриваемой темы фундаментальный обобщающий труд Д.Т. Язова имеет некоторую научную значимость. Так же, как и фундаментальный обобщающий труд руководящего политработника – первого заместителя начальника Главного Политического управления СА и ВМФ А.И. Сорокина [45] и другой коллективный фундаментальный обобщающий труд, выполненный под его (А.И. Сорокина) редакцией [46].

Имеется также до предела обобщенный, фрагментарный, в чем-то, быть может, схематичный материал по проблеме культурно-просветительной работы в Красной армии в первые три года после окончания фронтовой Гражданской войны в России (1920 г.), когда начался сложный процесс ее перевода с военного на мирное положение, в коллективной работе, посвященной деятельности Революционного военного совета Республики [47]. Несколько подробнее наша тема освещена еще в одном фундаментальном обобщающем труде, предметом исследования которого стало развитие тыла Советских Вооруженных Сил в 1918–1988 гг. [48]. Материал, имеющий опосредованное значение для отдельных аспектов темы культурно-просветительной работы РККА в 1920-е – июне 1941 г., содержится и в сборнике статей Маршала Советского союза А.М. Василевского [49], а также в статье руководящего политработника – члена Военного совета – начальника политического управления Сухопутных войск Н.А. Моисеева [50, с. 3–15].

Заслуживают быть отдельно упомянутыми две специальные монографии О.В. Золотарева, объектом исследования которых стала культурно-просветительная работа в Вооруженных силах Советского государства. В первой из них ученый размышляет о том, как достичь гармонии единства дисциплины, культуры и искусства в армейских условиях. И с целью решения такой научной проблемы он обращается к историческому опыту культурно-просветительной работы, накопленному в Вооруженных силах Советского государства на различных этапах его развития. Причем автор акцентирует внимание на конкретных формах и методах деятельности, которую он исследует. В то же время приходится констатировать, что О.В. Золотарев периоду 1920-х – июня 1941 г. уделяет внимания немного, так как приоритетом он избрал преимущественно послевоенную историю СА и ВМФ. Не избежал автор монографии перенасыщения ее отдельных фрагментов и сюжетов цитатами из произведений В.И. Ленина и партийных документов [51].

В другой своей монографии ученый освещает проблему, как посредством культурно-просветительной работы положительно воздействовать на чувства и разум советских воинов. Автор, развивая советскую историографическую традицию, утверждает, что культурно-просветительная работа есть составная часть партийно-политической работы в Вооруженных силах Советского государства. Он, анализируя ее, дает по тексту исторические экскурсы, в том числе и 1920-е – июнь 1941 г., причем кратко раскрывая формы и методы культурно-просветительной работы. Но такие фрагменты и сюжеты не проходят у О.В. Золотарева по разряду приоритетных [52]. При этом особенно подчеркнем, что в этой монографии автор избежал перенасыщения ее отдельных фрагментов и сюжетов цитатами из произведений В.И. Ленина и партийных документов. Заметим, что вплотную к монографиям, подвергнутым историографическому обзору выше, примыкает и научно-популярная брошюра О.В. Золотарева [53].

Тема, рассматриваемая автором, нашла отражение в специальных монографиях, статьях, защищенных диссертациях, выполненных в историко-партийном ключе (здесь налицо продолжение традиции советской историографии на более ранних, чем указанных в настоящей статье, периодах). Например, Р.С. Мулюков обобщил исторический опыт КПСС, накопленный в процессе строительства политических органов и партийных организаций в РККА в 1921–1941 гг. Он заострил внимание, судя по текстологическому анализу его монографии, на том, как политорганы и партийные организации осуществляли партийное руководство культурно-просветительной работой в Красной армии, в частности в плане повышения эффективности деятельности армейских культурно-просветительных учреждений, а также подбора кадра культпросветработников, наращивания материально-технической базы культурно-просветительной работы в войсках. Но на конкретных формах и методах культурно-просветительной работы Р.С. Мулюков внимания не акцентировал. Следует также заметить следующее обстоятельство: в связи с тем, что монография выполнена в историко-партийном ключе, она перенасыщена цитатами В.И. Ленина, из партийных документов (причем их объем значительно больше, нежели в монографиях О.В. Золотарева, освещенных выше). Но ученый пытается все-таки анализировать данные документы, а не использовать их сугубо иллюстративным методом [54].

В статье В.Н. Волковинского представлен краткий анализ партийно-политической работы в Красной армии, которую проводил М.В. Фрунзе в 1921–1924 гг. Автор размышляет, в том числе, и о вкладе М.В. Фрунзе в проблему решения ликвидации неграмотности в красноармейской массе, удовлетворения культурных запросов и нужд военнослужащих РККА. Он особенно подчеркивает, что все это проходило в сложных условиях послевоенной разрухи и перевода Вооруженных сил Советского государства с военного на мирное положение. Разумеется, автор статьи всецело опирался на работы М.В. Фрунзе, а также и на партийные документы. А вот архивная составляющая источниковой базы этого небольшого исследования невелика [55, с. 116–121].

А. Иовлев освещает в своей статье деятельность Коммунистической партии по укреплению политико-морального состояния Красной Армии в 1928–1932 гг. Методологический алгоритм выполнения данной работы во многом схож с методологическим алгоритмом, по которому выполнена монография Р.С. Мулюкова, освещенная выше. Ученый утверждает, что для повышения уровня политико-морального состояния личного состава РККА использовались возможности, в том числе, и культурно-просветительной работы в качестве органической составной части партийно-политической работы в Красной армии. Но детализации конкретных форм и методов культурно-просветительной работы в РККА, в хронологических рамках, указанных выше, читатель не обнаружит [56, с. 73–79].

В диссертационном исследовании Ф.Г. Кулика обобщен исторический опыт деятельности Коммунистической партии по территориально-милиционному строительству Красной Армии в 1921–1939 гг. В данном контексте уделено внимание раскрытию специфики партийно-политической работы в частях и соединениях РККА, сформированных на принципах территориально-милиционного строительства Вооруженных сил молодого Советского государства. Затрагиваются здесь, правда довольно кратко, и некоторые аспекты культурно-просветительной работы в РККА. Причем Ф.Г. Кулик твердо придерживается советской историографической традиции – полагать, что культурно-просветительная работа является неотъемлемой составной частью партийно-политической работы в Красной армии, хотя и с определенной долей самостоятельности [57].

Раскрыты некоторые аспекты культурно-просветительной работы в Красной армии в комплексе с анализом предмета исследования – партийное руководство институтом заместителей политруков в политическом воспитании личного состава Красной Армии (1938 – окт. 1942 гг.) – и в диссертации А.А. Гончаренко. Например, такой аспект, как обучение заместителей политруков формам и методам удовлетворения культурных запросов красных воинов. Однако такой материал по объему больше сопряжен с периодом Великой Отечественной войны [58].

В.И. Щепетов избрал предметом исследования своей диссертации проблему партийного руководства деятельностью Главполитпросвета по идейно-политическому воспитанию личного состава Красной Армии (1920–1930 гг.). Освещаются здесь и некоторые аспекты роли и места Главполитпросвета в организации культурно-просветительной работы в Красной армии. В частности, критикуется недостаточная активность и оперативность деятельности анализируемой партийно-государственной структуры в удовлетворении культурных запросов и нужд красноармейской массы, особенно в период перевода РККА с военного на мирное положение [59].

В диссертационном исследовании М.П. Кошлакова проанализирована партийно-политическая работа по повышению боевой готовности соединений и частей ПВО в 1929 – июне 1941 гг. Его автор заострил внимание и на отдельных аспектах культурно-просветительной работы в войсках противовоздушной обороны. Он рассматривает ее в качестве составной части партийно-политической работы. Между тем раскрытию конкретных форм и методов именно культурно-просветительной работы, по сравнению с другими направлениями партийно-политической работы, уделено внимания меньше [60]. Примерно такую же оценку можно дать и кандидатским диссертациям В.С. Микадзе [61], В.С. Шутова [62], С.Ф. Снигирева [63], В.И. Форостовца [64].

Общим для всех диссертаций, освещенных выше, является перенасыщение текстов их рукописей цитатами из партийных документов. Но это выглядит закономерным, так как они выполнены в историко-партийном ключе.

Особняком в ряду диссертаций стоит неисторическая научно-квалификационная работа Н.П. Козырева. Автор анализирует (в формате философских размышлений) проблему культурно-просветительной работы в Советских Вооруженных Силах как фактор формирования духовных потребностей воинов. Данная диссертация имеет опосредованное значение (преимущественно в разрезе методологии) для темы, рассматриваемой в настоящем историографическом обзоре [65].

Отличительная черта поздней советской историографии (период перестройки) проблемы культурно-просветительной работы в РККА в 1920-е – июне 1941 г. – обращение к проблематике партийно-политической работы, в том числе и ее составной части – культурно-просветительной работы, в период локальных вооруженных конфликтов. Проблематика представлена на уровне как научных статей, так и диссертационных исследований. Например, В. Стародубцев вынес на суд военно-исторической общественности краткий анализ партийно-политической работы в период боевых действий на Халхин-Голе (1939 г.). Однако проблема именно культурно-просветительной работы освещена автором только обобщенно [66, с. 60–64].

Представляется небезынтересной диссертация Е.Г. Мальцева, предметом исследования которой стала партийно-политическая работа в войсках Красной Армии в период боевых действий по разгрому японских захватчиков на Дальнем Востоке (1938–1939 гг.). В ней проанализированы, в частности, технические аспекты организации партийно-политической работы в войсках действующей армии, в том числе и в сфере культурно-просветительной работы в период боев у озера Хасан (1938) и на Халхин-Голе. В то же время такое смещение акцентов не позволил автору научно-квалификационной работы рассмотреть более подробно содержательную составляющую партийно-политической работы в боевой обстановке, в том числе и в сфере культурно-просветительной работы [67].

В диссертационном исследовании В.И. Маниты проанализирована партийно-политическая работа в соединениях и частях Красной армии при подготовке и в ходе освободительных походов (1939–1940 гг.). Автор научно-квалификационной работы трактует боевые действия РККА на территории Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии в 1939–1940 гг. именно как освободительные походы. И в методологической системе координат времени выполнения диссертации (1987 г.) подобная трактовка выглядит закономерной. В.И. Маните удалось раскрыть специфику организации партийно-политической работы при переходе с мирного на военное положение. Он, в частности, раскрыл, как менялось содержание деятельности полковых клубов и библиотек в деле разъяснения личному составу целей и задач боевых действий. Правда, критический аспект здесь выражен недостаточно рельефно [68].

Еще одна отличительная черта поздней советской историографии рассматриваемой проблемы – попытки ее собственно историографического осмысления. Но не по-целевому, а в комплексе с другими аспектами партийно-политической работы. И что особенно принципиально подчеркнуть, попытки подобного осмысления проходили в историко-партийном ключе. Они реализовывались в специальной монографии [69] и диссертационных исследованиях [70; 71].

Проблема культурно-просветительной работы в РККА в хронологических рамках, указанных выше, нашла некоторое отражение и в учебном пособии для высших военно-политических училищ. Стиль подачи материалов в нем характерен для советских изданий подобного рода – аналитических фрагментов – меньше; обобщающих суждений и рекомендаций – больше [72].

Выводы

Небольшое историографическое исследование, выполненное в формате историографического обзора, показало следующее:

• Во-первых, историографических источников, имеющих как непосредственное, так и опосредованное отношение к проблеме культурно-просветительной работы в Красной армии в 1920-е – июне 1941 гг., в поздней советской историографии выпустили в свет не очень много (по сравнению с советской историографией более ранних периодов). На их содержание наложили неизгладимый отпечаток реалии горбачёвской перестройки. В частности, процесс трансформации исторического знания, приведший в конечном итоге к кризису советской исторической науки как составной части общего кризиса СССР, двигавшегося в направлении своего распада. При этом необходимо особенно подчеркнуть, что в поздней советской историографии историко-партийный ключ выполнения исследований по теме, указанной выше, являлся доминирующим.
• Во-вторых, литература по рассматриваемой теме стала несколько богаче в содержательном плане (по сравнению с предыдущей советской историографией). Это стало во многом возможным потому, что в распоряжении исследователей появились рассекреченные архивные документы и материалы.
• В-третьих, в поздней советской историографии получила дальнейшее развитие советская историографическая традиция – рассматривать культурно-просветительную работу в качестве составной части партийно-политической работы в Вооруженных силах Советского государства (хотя и с относительной долей самостоятельности). В конечном итоге рассматриваемая проблема нашла отражение в различного рода историографических источниках: крупных фундаментальных обобщающих трудах по истории Вооруженных сил СССР, специальных монографиях, статьях, диссертационных исследованиях, учебных изданиях. В них нашли отражение многие аспекты темы, означенной в заглавии настоящего историографического обзора. Причем применительно к условиям как мирного времени, так и боевой обстановки. В то же время нельзя не отметить, что литературы, посвященной целевому анализу именно проблемы культурно-просветительной работы в РККА в 1920-е – июне 1941 г., издано немного.
• В-четвертых, имели место попытки собственно историографического осмысления темы, которой посвящен настоящий историографический обзор. Они проходили в комплексе с историографическим осмыслением других аспектов партийно-политической работы, причем в сугубо историко-партийном ключе.

Таким образом, проблема культурно-просветительной работы в РККА в 1920-е – июне 1941 гг. получила соответствующую научную разработку. И данная историография представляет для современных специалистов повышенный интерес. Но анализировать ее необходимо с позиций новых теоретико-методологических подходов, утвердившихся в отечественной исторической науке на современном этапе ее развития.

Об авторах

Сергей Александрович Трибунский

Автор, ответственный за переписку.
Email: ser.6791@yandex.ru

кандидат исторических наук, доцент кафедры российской истории

Список литературы

Дополнительные файлы