The spiritual and educational activities of the Tatars in the Kazakh Steppe in the context of the Russian Empire’s domestic policy (second half of XVIII – the beginning of XX century)

Full Text

Без осмысления духовной и образовательной деятельности татар в казахской Степи сложно представить и понять не только историю формирования казахстанской татарской диаспоры, но и сложные межэтнические, межконфессиональные и межкультурные процессы, происходившие в данном регионе во второй половине XVIII – начале XX века.

Конфессиональные связи, существовавшие между татарами и казахами, изучались Г.С. Султангалиевой [1], Г.Т. Хайруллиным и А.Г. Хамидуллиным [2], А. Франком [3]; «татарским вопросом» в политике внутренней колонизации Российской империи Степной зоны занимались Ю.А. Лысенко [4], С.В. Любичанковский [5], С.В. Горбунова [6], А.В. Ремнева [7]; мусульманская инфраструктура, функционирующая в Степной зоне, становилась объектом исследований Т. Тажибаева [8], И.Р. Халитовой [9], Г.М. Раздыковой [10] и др.

Целью нашего исследования является изучение духовной и образовательной деятельности татар в Степной зоне в дореволюционное время, которая реализовывалась в правовом поле, регулируемом государством.

Присоединение в первой половине XVIII века казахской Степи к Российскому государству поставило вопрос о внутренней колонизации новых земель, население которых существенно отличалось языком, религией, видом хозяйственной деятельности от основного населения страны.

В этот период времени татары в наибольшей степени подходили на роль агентов интеграции казахского населения, важнейшими каналами которой могли стать религия и образование.

В 1785 году императрица Екатерина приказала губернатору Уфы и Сибири барону Игельстрону строить в казахской Степи мусульманские мечети, способные вместить до 500 человек, при которых должны были функционировать школы, в наиболее же отдаленные районы отправлять татарских мулл «дав при посылке небольшую денежную сумму, а мере верности и тщания обнадежить и большим денежным вознаграждением» [11].

Для координации религиозной мусульманской политики в 1788 году было создано Оренбургское магометанское духовное собрание. Основная его функция заключалась в выдаче свидетельств муллам на преподавание среди казахов и распространение религиозной литературы [3]. Татарские муллы должны были заниматься не только распространением ислама и образования среди местного населения, им также поручалось вести метрические книги, наблюдать, чтобы мусульмане не занимались противозаконными действиями, рассматривать судебные дела в рамках шариата. Довольно часто они выступали в роли арбитров в разрешении споров между казахскими родами, а также между русским и казахским населением [1, с. 27]. Таким образом, муллы фактически являлись представителями царской администрации в Степи, а татарский язык стал основным языком делопроизводства на указанной территории.

Первое время царское правительство само оплачивало жалование татарским муллам, но вскоре содержание мулл полностью легло на плечи самих казахов. Тем не менее казахское население всегда достаточно охотно приглашало татарских проповедников и учителей, строя для них отдельные дома и оплачивая жалование. В городской среде содержание духовных лиц взяли на себя мусульманские общины и уже окрепшее в это время татарское купечество. Татарские предприниматели активно строили мечети и медресе в разрастающихся городах Степной зоны.

Однако после Кавказской и Крымской войн рост популярности мусульманской религии в Степном крае начинает вызывать озабоченность у государственных чиновников, она начинает рассматриваться как фактор, мешающий сближению казахов с русскими, отчуждения от Российской империи.

Генерал-губернатор Акмолинской области В.С. Цитович докладывает генерал-губернатору Западной Сибири Н.Г. Казанкову: «Будучи незнакомы с магометанским учением, киргизы (казахи – прим. З.М.) чужды фанатизма, легко уживаются с русскими. Охотно и с благодарностью принимают заботы правительства об обучении обоего пола детей русскому языку и русской жизни. Не дичатся русских обычаев и относятся к ним с уважением. Подобный склад жизни киргиз значительно облегчает задачу администрации относительно распространения между ними русской цивилизации и ручается за то, что они со временем будут добрыми русскими гражданами. Магометанская пропаганда может затруднить дело обрусения киргиз и может парализовать все благие начинания правительства… Магометанская пропаганда для Степи гораздо вреднее пропаганды какого-нибудь среднеазиатского пророка вроде Авузи Мурзамбедева. Последняя вредна преимущественно тем, что разоряет киргизов значительными пожертвованиями в пользу святого… Магометанская же пропаганда учит киргизов считать русских гяурами, отделяться от них, уединяться в своем обществе, считать турецкого султана главою исламизма и возбуждать к нему сочувствие» [12, д. 52, л. 4–5].

Царская власть пытается всячески ограничивать влияние татарского духовенства и учителей-татар на казахов, заменяет татарский язык делопроизводства русским.

Принятое в 1868 году «Временное положение об управлении Оренбургским и Западно-Сибирским генерал-губернаторством» выводило казахское население из административно-религиозного попечения Оренбургского магометанского духовного собрания, компетенция мулл также была существенно ограничена, из их обязанностей были изъяты брачные и семейные дела.

Продолжением новой политики Российской империи явились меры, разработанные Министерством народного просвещения и утверждённые императором в 1870 году, которые обязывали лиц, желающих занять духовные мусульманские должности, знать русский язык и русскую грамоту (уметь читать и писать), а местные магометанские общества к «учреждению на собственные средства классов русского языка при мектебе и медресе с тем, чтобы в эти классы, впредь до приготовления учителей из татар-магометан, были назначаемы учителя из русских, хорошо знающих татарское наречие, с возложением на них обязанности обучать детей русскому языку, т.е. разговору, чтению и письму и началам арифметики….» [13, с. 82].

20 ноября 1874 года последовало правительственное распоряжение «О передаче в ведение Министерства Народного Просвещения Башкирских, Киргизских и Татарских школ разных наименований» [14, с. 382]. С этого времени стало невозможным без особого разрешения местных властей открывать аульные мусульманские мектебе. Главным условием функционирования школ стало преподавание русского языка, наличие учителя, освидетельствованного на знание русского языка и на лояльность правительству, одобрение программы обучения с точным обозначением пособий и руководств. Для преподавания в мектебе магометанского вероучения допускались лишь книги, одобренные цензурой, а по другим предметам – одобренные сверх того учебным начальством [9, с. 53].

Следующим шагом стал постепенный перевод делопроизводства с татарского языка на казахский на основе кириллицы. В письме Министра внутренних дел А.Е. Тимашева Господину Генерал-губернатору Западной Сибири Н.К. Казнакову от 20 января 1877 года констатируется, что «татарский язык в настоящее время – единственное средство общения между правительственными органами и киргизским народом, что нельзя не признать административной ошибкой. Именно теперь, когда еще не поздно, нужно принять все меры, чтобы удержать киргизское население от слияния с татарами, как это случилось с башкирами» [15, д. 14476, л. 6], и повелевается всю деловую переписку с казахами вести на казахском языке русскими буквами (вместо татарского на арабской вязи), а также постепенно заменить татарских переводчиков казахами [16, д. 14476, л. 15–18]. В свою очередь, Генерал-губернатор Западной Сибири повелел Военному Губернатору Акмолинской и Семипалатинской областей проконтролировать исполнение Высочайшего повеления, а также не назначать больше на должности переводчика и письмоводителя кого-либо из татар [15, д. 14476, л. 19].

Принятое 25 марта 1891 г. «Положение об управлении Степным генерал-губернаторством» устанавливало строгий порядок строительства мечетей в Степном крае (не более одну на волость). Возведение мечетей разрешалось только с позволения Степного генерал-губернатора (в Акмолинской и Семипалатинской областях), Туркестанского генерал-губернатора (в Семиреченской области), Министерства внутренних дел (в Уральской и Тургайской областях). Мечети и школы при них должны были содержаться за счет добровольных пожертвований, дотаций из государственной казны для их функционирования не предполагалось [16, д. 1383, л. 32].

В противовес исламу и мусульманскому образованию была организована деятельность Киргизской православной миссии, задачей которой стала антиисламская пропаганда и христианизация казахов.

Также царская администрация начинает уделять огромное внимание развитию русско-казахских школ и интернатов. По составу учеников они были русско-казахскими, по программам и методике обучения – практически русскими.

С особой настороженностью царские чиновники Степной зоны встретили и появление на рубеже XIX–XX веков новометодных, или джадистских, медресе, в которых вместе с религиозными предметами велись и светские дисциплины по европейским стандартам.

В некоторых районах казахской Степи, например в Семипалатинской области, открытие новометодных медресе было вначале запрещено [17, д. 773, л. 24], в Семиреченской области вводятся особые правила их функционирования [18, с. 207].

Несмотря на ужесточившуюся регламентацию деятельности, в 1911 году в казахской Степи действовало 432 мектебе и медресе [19, с. 60]. Предпринимаемые со второй половины XIX века меры не могли существенно ослабить рост мусульманской религиозности среди казахов.

Отчеты миссионеров действующей Киргизской православной миссии свидетельствовали о продолжающемся нарастании исламской религиозности не только среди казахов, но и в ряде случаев среди русских, подчеркивая, что главную роль в этом, несмотря на все запреты, продолжают играть татарские муллы [20].

В секретных посланиях царских чиновников указывается, что «киргизы вслед за татарами теперь тоже «хотят иметь мечеть также в каждом ауле» [21, д. 938, л. 8], «паломничать в Мекку» [21, д. 3475, л. 15], а «молодые киргизы продолжают стремиться в Петропавловск для получения образования в татарских школах» [22, д. 369, л. 5].

Казахи для получения образования ехали в известные татарские медресе, находящиеся также за пределами Степной зоны. Татарские школы сыграли огромную роль в формировании казахской интеллигенции. В них получили образования такие видные деятели казахской культуры и духовенства, как Абай Кунанбаев, Магжан Жумабаев, Беимбет Майлин, Жусупбек Аймаутов, Султанмахмут Торайгыров, Жиенгали Тлепбергенов, Науан Хазрет и др.

Подавляющее большинство книг на казахском языке было издано в типографиях Казани и Оренбурга. До начала ХХ в. издателями и авторами казахских книг были почти одни татары [10, с. 134].

Большую известность в Степной зоне получила также типография братьев Садика, Султана и Хасана Нигматуллиных «Ярдям» в г. Семипалатинске. В дореволюционное время было напечатано более 10000 книг. Среди них сборники стихотворений казахских поэтов Т. Жомартбаева, Ш. Кудайбердиева, сочинения М. Малдыбаева, татарских − Г. Мусина, Я. Айманова [23, с. 83].

В типографиях Уральска и Троицка были выпущены первые негосударственные татарские и казахские периодические издания: «Фике́р» (Мысль) (1905), «Эль-гаср-эль-джадид» (Новый век) (1905), «Казахская газета» (1907), «Айкап» (Заря) (1911–1915).

Заметки на татарском и казахском языках печатались и в русских газетах, например в «Степях Приишимья» (г. Петропавловск), которые выходили под заголовком «Из жизни мусульман».

Для широкого распространения печатной продукции татарские купцы в таких крупных городах, как Семипалатинск, Верный, Павлодар, Петропавловск, Кустанай, Иргиз, содержали публичные мусульманские библиотеки, в которых каждый горожанин мог бесплатно читать книги и периодические издания на татарском, казахском и русском языках.

Общая духовная инфраструктура содействовала сближению татарского и казахского народов и формированию актуализированной религиозной идентичности. Лидеры исламского движения Степной зоны активно боролись за создание культурной мусульманской национальной автономии и участвовали во Всероссийских Мусульманских съездах [24, д. 57, л. 23–24]. На первом из них в 1917 г. были сформированы и общие политические структуры управления мусульман: Вакытлы Милли Идарэ (Временное национальное Правительство) и Милли Шуро (Национальные Советы) губерний и местные комитеты. Однако приход к власти большевиков прервал процесс мусульманской культурно-политической интеграции.

Итак, если на начальном этапе колонизации казахской Степи (2-я половина XVIII – 1-я половина XIX века) царское правительство всячески содействовало духовной и образовательной деятельности татар, то на втором (2-я половина XIX – начало XX века) – препятствовало ей. Несмотря на противоречивую внутреннюю политику Российской империи, татарскому духовенству при помощи национальной буржуазии удалось создать в степи мощные институты, содействующие росту религиозности и просвещения не только татарского, но и казахского населения. Ислам, с одной стороны, стал важнейшим фактором противодействия аккультурации и ассимиляции двух народов с русским населением, с другой – основой интеграции казахского и татарского обществ и фундаментом создания совместной политической институции.

About the authors

Zufar Alexandrovich Makhmutov

Author for correspondence.
Email: zufar@inbox.ru

candidate of historical sciences, senior researcher

References

Supplementary files