Методологические особенности изучения исторического моделирования асимметричных конфликтов

Полный текст

В 2016 г. исполнилось ровно сто лет соглашению Сайкса-Пико (Марка Сайкса и Франсуа Жоржа-Пико), предполагавшему раздел ближневосточных владений Османской империи между Великобританией и Францией после завершения Первой мировой войны. Значение этого секретного (до 1917 г.) документа трудно переоценить: именно эти договоренности (пусть и в несколько измененном виде по итогам решений Парижского мира 1919 г.) заложили сотрясаемые в наши дни основы политической конфигурации Ближнего Востока. В этой связи актуальность изучения наследия европейских колониальных империй представляется более чем очевидной.

При этом в свете распада колониальной системы после Второй мировой войны интерес мировых держав к региону стал заметнее в свете начавшейся холодной войны [1]. В начале XXI в. он объясняется реконфигурацией мирового порядка в связи с распадом биполярной системы международных отношений и борьбой с международным терроризмом. Это обстоятельство свидетельствует о необходимости нового понимания наследия империй в практической плоскости – как опыта удержания и контроля периферии, осмысливаемого многими экспертами на современном этапе в форме исторического моделирования асимметричных конфликтов.

Кроме того, в рамках актуального историко-политологического анализа необходимо уделять особое внимание методологическим особенностям исторического моделирования асимметричных конфликтов в тех случаях, когда речь идет об анализе процесса принятия решений в странах с высокой степенью включенности представителей академического мира в экспертное сообщество и актуальные общественно-политические дискуссии. Изучая роль колониального наследия европейских империй, необходимо отдавать себе отчет не только в том, каким языком, в каких терминах описывается этот феномен, но и учитывать влияние аналитических моделей на суждения и выводы экспертов.

В то же время, изучая процесс принятия решений в области международных отношений, всегда существует соблазн сосредоточиться на анализе экспертных мнений и позиций политической элиты. Чтобы избежать такого исследования по заданной переменной, следует проявлять методологическую осторожность и помнить о необходимости соотнесения позиций правящих кругов с общественным мнением. В этой связи можно вспомнить, как в начале 1960-х гг. министерство иностранных дел Великобритании инициировало исследование о том, что простые американцы думают об их стране. Эту задачу возложили на особенно многочисленные тогда в США британские консульства, и тем ошеломительнее был результат: рядовых граждан Америки «особые отношения» с Великобританией не волновали.

Еще одним методологическим затруднением в изучении восприятия колониальных империй после Второй мировой войны (и, прежде всего, с точки зрения их наследия в практической плоскости) является терминологическая путаница. Понятие «империя» употребляется многими авторами в качестве знаковой метафоры геополитического могущества современных государств, что лишает его конкретно-исторического смысла и затрудняет выбор четких и непротиворечивых аналитических рамок. В этом смысле характерно, что наиболее яркими апологетами американского сверхдержавного и/или имперского лидерства выступают британцы – от дважды премьер-министра Великобритании сэра Уинстона Черчилля (апология «англо-саксонского мира») до влиятельного британского дипломата сэра Роберта Купера (призыв к «новому империализму») и широко признанного в академическом мире на обоих берегах Атлантики британского медийного историка Нэйла Фергюсона (геополитическое замещение Британской империи Соединенными Штатами), что наводит на определенные размышления не только о формах британского патриотизма (с точки зрения как политической ангажированности, так и академической честности), но и о движении этих идей в рамках «англо-саксонского мира» [2; 3, с. 475–498; 4; 5].

В целом такое превращение функций колониального знания в постколониальную эпоху свидетельствует о необходимости нового понимания не только его истории, но и наследия в практической плоскости – удержания и контроля территорий с опорой на исторический опыт – в том числе через обращение к историческому моделированию асимметричных конфликтов представителями военно-политических элит и экспертных сообществ ведущих держав современного мира [6].

Таким образом, ответ на вопрос о роли приобретенного в эпоху империй колониального знания в военно-политическом планировании и прогнозировании в Великобритании и США (англосаксонская модель представляет особый интерес, так как является наиболее цельной с точки зрения рецепции колониального опыта европейских держав в постколониальную эпоху) во второй половине XX – начале XXI в. позволит составить более предметное представление о теории и практике международных отношений в условиях трансформации миропорядка после Второй мировой войны, с переходом от эпохи глобальных колониальных империй к эпохе ядерных супердержав, и после холодной войны, в условиях распада биполярной системы и нарастающих противоречий между сторонниками концепции «глобального лидерства» и многополярного мира. Полученные результаты позволят сделать более аргументированными споры об особенностях и характере внешней политики ведущих держав современного мира, что имеет не только академическое, но и политическое значение.

Кроме того, постановка этой проблемы имеет большое значение для реконструкции процесса принятия решений в Великобритании и США по урегулированию асимметричных конфликтов с помощью исторического моделирования в качестве полноценного аналитического метода, предполагающего использование колониального опыта европейских держав (в том числе опыта накопления, систематизации и практического применения колониального знания) для выработки универсального рецепта «антиповстанческих операций» и «операций стабилизации» в странах третьего мира (эффективной организации контрпартизанской борьбы). Следовательно, в этой связи необходимо переосмыслить исторический опыт трансфера модели обеспечения внутренней безопасности в «опекаемые» государства, в том числе в рамках «гуманитарных интервенций» начала XXI в.

В этой связи перед учеными, решившими шагнуть на это поле исследований, стоят весьма амбициозные задачи. Во-первых, необходимо прояснить содержание понятий «колониальное знание» и «историческое моделирование» как основных аналитических категорий изучения наследия империй при анализе асимметричных конфликтов. Во-вторых, следует определить соотношение внутри- и внешнеполитического, социального, экономического и политического факторов накопления, систематизации и практического применения колониального знания до и после наступления эпохи деколонизации. В-третьих, требуется уточнить роль и значение, особенности взаимодействия участников применения колониального знания в асимметричных конфликтах в третьем мире (полиция, разведка, контрразведка) в рамках исторического моделирования. В-четвертых, стоит прояснить влияние национально-освободительных войн второй половины XX в. и «гуманитарных интервенций» начала XXI в. на характер и содержание применения колониального знания о странах третьего мира в рамках исторического моделирования асимметричных конфликтов. Наконец, в-пятых, требуется выявить особенности политики исторической памяти в связи с обращением к имперскому опыту европейских держав при историческом моделировании асимметричных конфликтов.

Следовательно, необходимо, прежде всего, переосмыслить исторический опыт трансфера модели обеспечения внутренней безопасности в различные страны современного мира в рамках «гуманитарных интервенций», «антиповстанческих операций» и «операций стабилизации» на основе комплексного изучения роли приобретенного в эпоху империй колониального знания в историческом моделировании асимметричных конфликтов как способе военно-политического анализа.

При этом особое внимание следует уделить не столько классической истории дипломатии и/или традиционной военной и политической истории, сколько особенностям процесса принятия решений представителями военно-политической элиты и экспертного сообщества через анализ роли приобретенного в эпоху империй колониального знания в историческом моделировании асимметричных конфликтов.

Характеризуя особенности участия ведущих держав в локальных конфликтах второй половины XX – начала XXI вв., исследователи концентрируются, как правило, на объяснительных схемах теории асимметричных конфликтов [7]. В результате такого преимущественно политологического подхода упускается из виду отношение аналитиков и экспертов на государственной службе к «архиву» колониального знания европейских империй, их актуальному колониальному опыту. В этой связи обращение к роли колониального знания (понимаемого еще и как опыт империй) в урегулировании асимметричных конфликтов в странах третьего мира с методологической точки зрения имеет большое значение.

Труды зарубежных коллег в последнее время все чаще отражают тесную связь между властью метрополии и колониальным знанием через особую аналитическую призму – роль армии, полиции и разведки как колониальных институтов в умиротворении и социально-экономической модернизации и политической трансформации колоний [8–10]. На методологическом уровне речь идет о новом понимании роли армии, полиции и спецслужб в колониях и странах третьего мира в свете ее осмысления представителями военно-политических элит и экспертных сообществ в рамках исторического моделирования асимметричных конфликтов – на стыке истории колониального знания и «новой имперской истории», исторической науки, политологии и военно-политического анализа.

При этом разговор об институциональных особенностях армии и спецслужб в колониальном контексте в последнее время сосредоточен вокруг проблемы информационного обеспечения ее усилий по поддержанию порядка в империи – от этнографических штудий и картографирования подчиненных пространств к политической разведке, шпионажу и организации контрпартизанской борьбы. Все это показывает, до какой степени близки колониальные практики Нового и Новейшего времени. Вместе с тем такой ракурс исследования подтверждает необходимость методологического синтеза как на историографическом, так и на междисциплинарном уровнях современного гуманитарного знания.

Такой методологический подход к изучению заявленной темы позволяет скорректировать выводы постколониальных исследований о преимущественно силовом характере европейской имперской экспансии, пересмотреть традиционные взгляды на связь между эволюцией государственных институтов метрополий и колониальной политикой, подойти к анализу роли колониального знания с точки зрения аналитического инструментария принятия решений ведущих держав в постколониальную эпоху, в том числе в рамках метода исторического моделирования асимметричных конфликтов.

В результате можно будет, во-первых, понять, в каких случаях при изучении истории политики ведущих держав в странах третьего мира после Второй мировой войны мы сталкиваемся со стереотипами и подходами к политическим институтам, социальным структурам и процессам в бывших колониях, унаследованными от империй. Во-вторых, появится возможность уяснить, что из этого наследия безвозвратно ушло в прошлое, а что представляло собой устойчивую проблему, которую требовалось решать (социально-экономическая и политическая модернизация). Наконец, такая методология изучения асимметричных конфликтов второй половины XX – начала XXI в. позволяет ответить на вопрос о том, какие элементы этого наследия можно расценить как «скрытую угрозу», на которую не обратили должного внимания и которая далеко не всегда обсуждалась в собственных терминах (национальное пробуждение третьего мира, накрытое тенью холодной войны).

Об авторах

Станислав Геннадьевич Малкин

Автор, ответственный за переписку.
Email: s.g.malkin@mail.ru

доктор исторических наук, доцент, заведующий кафедрой всеобщей истории, права и методики обучения

Список литературы

Дополнительные файлы