Pirate republic in the Bahamas: the causes and the impact on the system of government

Full Text

Пиратская республика на Багамских островах – уникальное явление в мировой истории, которое некоторые исследователи характеризуют не иначе, как попытку построения альтернативного и свободного общества [1, с. 259], противоположного империализму, меркантилизму и социальной стратификации [2, с. 69–70]. Несмотря на незначительный период своего существования (1696–1718 годы), это общественно-территориальное образование представляет несомненный интерес для научного изучения.

Для выяснения предпосылок его происхождения прежде всего необходимо раскрыть содержание феномена «пиратства» в XVI–XVII веках, то есть в исторический период, предшествовавший созданию Пиратской республики.

В обычном понимании слово «пират» означает «морской разбойник», что и фиксируется словарями современного русского языка [3; 4], или, выражаясь юридическим языком, преступник, нарушающий законы и международные нормы [5], а само пиратство, согласно законодательствами государств, угрожало «безопасности человечества» [6, с. 88]. В современном понимании термин «пират» нередко склонны практически отождествлять со словом «террорист» [7; 8]. В этом смысле, строго говоря, люди, основавшие Пиратскую республику, долгое время пиратами не считались. Большинство из них вполне законно, на основании специальных грамот (Letters of Marque) английского правительства, наносили урон государствам, враждебным Великобритании и противостоящим ей на море, – прежде всего Испании и Франции. Очень красноречиво об этом свидетельствует тот факт, что два, пожалуй, самых известных «пирата» – Сэр Френсис Дрейк («командовавший девятью кораблями» [9, с. 159]) и Сэр Генри Морган («на 10 (приблизительно) кораблях и с командой 500 человек» [9, с. 159]) – имели рыцарский титул. Кроме того, Генри Морган был назначен Губернатором Ямайки [10, с. 18], то есть непосредственно представлял на острове власть Короны. Те, кого французы и испанцы называли пиратами, в Великобритании именовались приватирами (privateers), то есть частными лицами, действовавшими на основании специального легального разрешения в интересах государства. Формально не будучи частью регулярной британской армии, приватиры вносили значимый вклад в обеспечение военного превосходства королевского флота на море. Своего рода вознаграждением им служила добыча с захваченных кораблей противника, часть которой они должны были отдавать в казну.

Королева Елизавета I признавала приватиров частью английских военно-морских сил, и Френсис Дрейк даже имел чин вице-адмирала и внес значительный вклад в отражении атаки испанской Армады на Британию в 1588 году. В британском обществе елизаветинской эпохи, в том числе в его высших кругах, приватиры получали и материальную, и моральную поддержку, вокруг них формировался ореол своего рода национальных героев, а «нападения на испанские корабли рассматривались как проявление патриотизма» [11, с. 192]. Этот вид деятельности считался весьма прибыльным объектом вложения средств и, по некоторым свидетельствам, сама королева через третьих лиц финансировала некоторые экспедиции [12, с. 128].

Вольных вооруженных мореплавателей пытались привлечь на свою сторону и другие морские державы, включая Францию, Испанию и Голландию, которые также выдавали лицензии, подобные Letters of Marque [13, с. 39], но именно Англия наиболее преуспела в этом, в связи с чем иногда именовалась «нацией пиратов» [14, с. 894].

Именно в этот период сформировались объективные предпосылки наступления того периода, который в истории известен как «золотой век пиратства» [2, с. 13], одним из символов которого является Пиратская республика на Багамских островах с центром в Нассау.

Нассау – поселение, основанное англичанами на острове Нью-Провиденс в середине XVII века, изначально имело наименование Чарльстаун, но вскоре было переименовано в честь Вильгельма III Оранского-Нассау (в Европе герцогство Нассау входило в состав Римской империи вплоть до 1866 года).

История образования Пиратской республики на Багамских островах начинается в 1696 году, когда 30-пушечный фрегат Fancy, груженный награбленной добычей, во главе с приватиром капитаном Генри Эвери бросил свой якорь в бухте острова Нью-Провиденс. Поделившись добычей с губернатором острова Николасом Троттом, Эвери сделал Нассау местом своей постоянной дислокации. Его примеру последовали многие другие приватиры.

Выбор Нью-Провиденс обусловлен как стратегическими, так и локальными преимуществами острова, который был расположен в центре пересечения важных морских торговых путей. Кроме того, подходы к острову были очень неудобны с точки зрения атакующей стороны и, наоборот, предоставляли значительные преимущества обороняющимся.

Тем не менее в 1703 и 1706 годах франко-испанский флот успешно атаковал остров, в результате чего официальная власть и местные поселенцы покинули его. На их место пришли приватиры, которые после прекращения войны за испанское наследство в 1713 году (заключение Утрехтского мира) стали пиратами даже с точки зрения официального Лондона.

К этому времени изменились не только внешнеполитические, но и экономические факторы. До поры английские колониальные власти охотно устанавливали торговые связи с приватирами, поставлявшими по приемлемым ценам товары, пользовавшиеся наибольшим спросом. Однако это вступало в противоречие с интересами крупных торговых организаций, прежде всего Ост-Индийской торговой компании и Африканской Королевской компании, которые использовали свои лоббистские возможности для устранения конкурентов.

Изменилась и правовая основа. В 1700 году Британским парламентом был издан закон о повышении эффективности борьбы с пиратством (An Act for the more effectual suppression of Piracy), который существенно модернизировал действовавший закон о морских преступлениях 1536 года (Offences at Sea Act). Новый закон был принят вскоре после окончания Девятилетней войны, и лишь начало войны за испанское наследство, в которой приватиры на время вновь оказались востребованной силой, отсрочило его масштабное применение.

К 1716 году на Нассау проживало более 2000 тысяч пиратов. Именно к этому времени на Багамах сложилось уникальное сообщество, которое получило наименование «Пиратская республика». Не будучи государством в полном смысле этого слова, «республика» имела некоторые властные атрибуты, включая высшее должностное лицо, или магистрата, которым жителями острова был избран известный пират Эдвард Тич по прозвищу Черная Борода.

В основу управления островом были положены правила, выработанные на протяжении всей истории пиратства и формализованные в так называемых пиратских кодексах. Каждая команда, возглавляемая капитаном, представляла собой объединенный общими целями микросоциум, который во время морских походов территориально был ограничен пределами морского судна. В этом сообществе существовало свое разграничение социальных и профессиональных ролей, своя внутренняя демократия, свой бюджет, правила распределения добытого имущества, система запретов и наказаний за их нарушение.

Разумеется, в том или ином компилированном виде правила этих кодексов были привнесены в организацию управления Пиратской республики.

Был ли этот опыт успешен? По оценке Колина Вударда, автора развернутого монографического исследования, посвященного истории Пиратской республики («Пиратская республика: правдивая и удивительная история о карибских пиратах и человеке, который победил их», 2007), пираты пытались править Нассау тем же «демократическим» способом, каким они управляли своими кораблями, но их попытки по большей части провалились. За десять лет пираты превратили Нассау в трущобы, а не в пиратскую гавань [1, с. 57–92].

Но в любом случае сам дух, идеология, которыми были наполнены пиратство и организация жизни Пиратской республики, противоречили традиционным устоям и официальным ценностям колониальных держав, несли в себе бунтарство и вызов. Очень образно и выразительно свое отношение к британской политике, властным и религиозным институтам выразил один из основателей республики, капитан Сэмюэль Балломи:

«Они поносят нас, негодяи, когда разница только в том, что они грабят бедных под прикрытием закона, а мы грабим богатых под прикрытием нашей собственной храбрости; не лучше ли вам стать одним из нас, чем прислуживать подлецам? Я свободный Принц, и у меня столько же власти воевать со всем миром, сколько у того, у кого сотня кораблей в море и армия в сто тысяч человек на земле. Но с такими хнычущими щенками не поспоришь, которые позволяют начальству пинать их по палубе в свое удовольствие и возложить их веру на продажного и лживого священника, который не практикует и не верит в то, что требует от глупцов, которым проповедует» [15, с. 587].

Учитывая комплекс сложившихся обстоятельств (утрата необходимости использования приватиров в военных конфликтах, экономические противоречия с крупными британскими корпорациями, угроза безопасности торгового судоходства, идеологическое противостояние), принятие Короной решительных действий, направленных на ликвидацию Пиратской республики на Багамских островах, стало лишь вопросом времени.

И этот момент не заставил себя долго ждать. Летом 1717 года в Лондоне собрался королевский совет, который предложил назначить на Нью-Провиденс энергичного губернатора, облаченного всеми полномочиями, а пиратов, объявив королевскую амнистию, побудить добровольно прекратить свою деятельность. Король выразил согласие на эти меры и издал соответствующую Прокламацию (The King’s Pardon). Реабилитирующий период ультиматума устанавливался до 5 сентября 1718 года.

Предоставление амнистии было дальновидной и эффективной мерой, свидетельствовавшей также об определенной степени лояльности и благодарности Короны бывшим приватирам за ту роль, которые те сыграли в противостоянии враждебным Англии морским державам.

Многие авторитетные пиратские капитаны приняли условия амнистии и даже стали сотрудничать с Вудсом Роджерсом, известным мореплавателем, назначенным Георгом I новым Губернатором Нью-Провиденс. Так, Бенджамин Хорниголд стал известным охотником на пиратов под командованием Роджерса.

Некоторые отказались повиноваться, в их числе – предводитель Пиратской республики Эдвард Тич, прямо в бухте Нассау поднявший Веселого Роджера [16] над своим знаменитым фрегатом «Месть Королевы Анны» [17]. Но никому из них не удалось преуспеть в противостоянии с королевскими военно-морскими силами. Тич был убит в 1718 году, в возрасте 38 лет, в Северной Каролине в схватке с отрядом лейтенанта Роберта Мэйнарда. Два других известных капитана, отвергнувших королевскую милость, «Калико» Джек Рэкхэм и Чарльз Вэйн, в течение двух лет были захвачены и казнены.

Яркая, но короткая история Пиратской республики на Багамах была закончена. В историографии оценки ее значения различаются в зависимости от принадлежности исследователя к той или иной национальной школе. Американские историки, такие как Маркус Редикер [18], положительно относятся к этому опыту, в то время как ученые из Европы, такие как Ангус Констам [19], настроены более критично и подчеркивают криминальную подоплеку пиратства. Концепция восстания пиратства против колониальных держав создала позитивное восприятие латиноамериканских стран, поскольку они разделяли их стремление к независимости.

Подводя итог вышеизложенному, можно сделать следующий вывод. Создание Пиратской республики на Багамских островах стало следствием всей системы взаимоотношений, выстраиваемых на протяжении многих лет в рамках британской колониальной и военно-морской политики. Однако взращенное этой политикой пиратское сообщество («береговое братство» [20, с. 88]), создавшее подобие собственной государственности, к этому момент по целому ряду направлений вступило в противоречие с интересами Английской Короны, что привело к ликвидации республики. Ликвидация эта была непростой: в частности, губернаторы, назначаемые на Багамы, часто вступали в выгодные для себя, сохраняющие жизнь экономические отношения с пиратами, яркий пример – скандальное дело Эвери [21; 22], связанное с тем, что губернатор Николас Тротт покровительствовал пиратскому капитану Генри Эвери – с согласия Совета Нью-Провиденса (Нассау), хотя, как и многие другие представители английских властей, был поставлен во главе Багам для борьбы с пиратством. Эта и другие подобные истории во множестве подтверждаются документами того времени [23] – так же, как и усиление борьбы Короны с пиратами. При этом опыт возникновения и существования пиратской республики на Багамах оставил яркий след в развитии не только колониальной системы, но и в мировой истории в целом, став еще одним свидетельством нежизнеспособности той или иной локальной альтернативной политической модели, без поддержки влиятельных геополитических сил и факторов.

Интересно, что в капитальном труде Д.Н. Копелева «Раздел океана в XVI–XVIII веках: Истоки и эволюция пиратства» автор подробно не только научно, но и образно – на основе существующих исследований, а также архивных и опубликованных источников – описывает динамичную социальную структуру пиратского сообщества [24, с. 343–513]. Государство институционально, поэтому определенная повышенная мобильность, что связано с самой спецификой пиратства, говорит не в пользу пиратского государства на Багамских островах. Государственность – особая надстройка социальной системы, она определяется характером самой системы. В указанной книге Д.Н. Копелева мы видим подробный анализ этнического, социального происхождения страт пиратских сообществ. Разнообразие, контрастность отдельных представителей сообществ, их принципиальная (хоть нравственно понятная) оппозиционность по отношению к существующим институтам влияли на динамичность жизни республики на Багамских островах, не способствуя институциональности, с которой всегда связано государство. Это же можно сказать и о религиозном аспекте, который в те времена играл большую роль, в том числе в политике. Различие религий пиратов, нестандартное к ним отношение, формирование собственных «живых» культов пиратских сообществ не способствовало закреплению основ политической системы.

Порядок правосудия – существенная часть политики, методы разрешения конфликтов, связанных, например, с разделением добычи, правовой и иной порядок получения компенсаций за увечья, премий и пр. – позволяет говорить об элементах государственности на пиратских Багамах, но, опять-таки, в силу своей специфичности, так сказать, повышенной эмоциональности, «грубости» (нехарактерного для государственности стиля внешних проявлений), самого факта грабежей, правовые аспекты в данном случае тоже не могут претендовать на государственность в традиционном, устойчивом смысле. При этом следует заметить, что на Багамах порой царила прямая анархия [25], хоть и помноженная на жесткость и военную силу пиратства [26]. В ряду определенных контраргументов – также известная демократичность пиратов, связанная с выборами командиров, решением важных вопросов на общих собраниях. Классические примеры подобной государственной практики в античности или в вечевом Новгороде не позволяют все-таки говорить об устойчивой политической системе на Багамах в связи с заявленной темой, поскольку в античных полисах, в Новгороде указанный вид демократии не длился в прямом виде очень долго, он был связан с древними обычаями, соотносимыми в какой-то мере с родоплеменным строем. Таким образом, обращение к труду «Раздел океана в XVI–XVIII веках: Истоки и эволюция пиратства», буквально воспроизводящему многие картины жизни пиратов, подтверждает вывод об определенной принципиальной неустойчивости пиратского политического объединения. Время для масштабного противодействия минусам системы традиционного общества наступило тогда не для всех регионов, методы пиратов были неоднозначны, в Англии же революция, повернувшая общество к индустриальным отношениям, уже произошла, поэтому альтернативное оппозиционное государство, больше напоминающее специфическую общественную организацию, существовало на Багамах недолго.

About the authors

Dmitry Alekseevich Pautov

Author for correspondence.
Email: aradursul@mail.ru

postgraduate student of New, Recent History and Methodology Department

References

Supplementary files