The appearance of broadswords in the Middle Kama region in the I–II centuries AD

Full Text

Прикамье – культурно-географический регион, природные условия которого во многом образованы р. Камой и ее притоками. Научное изучение культурного наследия населения Прикамья ведется уже около 150 лет, благодаря чему собраны значительные коллекции предметов материальной и духовной культуры, относящихся к различным историческим эпохам. Многолетние исследования отечественных ученых, посвященные анализу и интерпретации артефактов древности, позволяют сегодня выявить часть исторических процессов и событий без привлечения данных письменных источников.

В период II в. до н.э. – III в. н.э. на территории от нижнего течения р. Вятки до среднего течения р. Белой существовала пьяноборская культурно-историческая общность. В I–II вв. в захоронениях некоторых представителей пьяноборской общности появляется длинноклинковое оружие, категория предметов, не характерная для погребальной обрядности не только для населения Прикамья, но и для представителей большинства регионов евразийского пространства.

Появление в составе погребального инвентаря любой категории предметов не может являться случайным или необдуманным шагом. Наличие в могилах оружия, характерного для профессиональных воинов, является отражением процессов, затронувших не только материальную культуру и мировоззрение, но и социально–политическую структуру древних обществ.

Среди оружия, попавшего в могилы, представляют интерес палаши, рукояти которых были снабжены перекрестиями и навершиями антенновидной (калачевидной) формы. Подобное оружие обнаружено в ходе раскопок погр. 71, 78, 79 Ныргандинского II, погр. 733, 1317 Тарасовского, погр. 133, 143 Афонинского (рис. 1: 4–5), погр. 7 Чегандинского II могильников [1, с. 9; 2, с. 2, 3; 3, табл. 329: 19, табл. 509: 10; 4, рис. 3; 5, табл. XI: 1].

Рисунок 1 – Палаши населения Волго-Камского междуречья. 1 – «картофельная яма», Андреевский курган; 2 – погребение 21, Андреевский курган; 3 – погребение 43, Андреевский курган; 4 – погребение 133, Афонинский могильник; 5 – погребение 143, Афонинский могильник

В раннем железном веке палаши не получают существенного распространения среди населения лесных и степных регионов западной части евразийского пространства. Еще меньшее число подобных находок имело рукояти упомянутой комплектации. Понимание происхождения подобного оружия, возможно, позволит понять суть исторических процессов, приведших к социально-политическим изменениям, отражением которых оказывается появление палашей в погребениях.

Погребальная обрядность захоронений, содержащих палаши, не имеет существенных отличий от обрядности большинства представителей пьяноборской общности, что позволяет предполагать принадлежность умерших к местному населению. При этом отсутствуют основания предполагать, что палаши возникли в среде населения Прикамья. Соответственно, источник поступления оружия необходимо искать в среде представителей иных регионов и культур.

К населению Прикамья многие предметы «импорта» поступали из сарматской среды. Учитывая роль, которую играло вооружение в жизни кочевников, можно предположить, что источник или источники поступления палашей могли находиться в степных регионах. Однако высказанную версию не подтверждают археологические данные. В ходе раскопок сарматских памятников оружие с длинным однолезвийным клинком было найдено в погр. 4 кургана 13 могильника Старые Киешки погр. 1 кургана 9 могильника Альмухаметово [6, с. 99, табл. VI: 8; 7, с. 125, табл. XXIII: 3]. Количество подобного оружия и особенности его конструкции не позволяют рассматривать контакты с кочевниками приуральских и поволжских степей как источник получения палашей для населения Прикамья.

Соответственно, искать источники поступления оружия необходимо в других регионах. В I–II вв. н.э. палаши использовались населением андреевско-писеральской общности Окско-Сурского междуречья Среднего Поволжья. В ходе раскопок погр. 13 Кошибеевского, погр. 21, 32, 43, «картофельной ямы» Андреевского кургана (рис. 1: 1–3) были обнаружены палаши [4, рис. 2: 1, рис. 3: 1–4]. Оружие, обнаруженное при раскопках Кошибеевского и Андреевского могильников, можно считать точными аналогиями прикамским находкам не только в особенностях конструкции рукоятей и клинков, но и в оформлении ножен. Аналогии позволяют предположить наличие единого источника поступления палашей для населения Прикамья и Поволжья (рис. 2).

Рисунок 2 – Территория распространения палашей в Волго-Камском междуречье. 1 – Афонинский могильник; 2 – Тарасовский могильник; 3 – могильник Нырганда II; 4 – могильник Чеганда II; 5 – Андреевский курган; 6 – Кошибеевский могильник

Возникает закономерный вопрос о том, появились ли палаши с антенновидными (калачевидными) навершиями в результате деятельности поволжского населения и каким образом подобное оружие могло попасть в Прикамье.

Ряд захоронений, оставленных на территории Окско-Сурско-Цнинского междуречья, имеют существенные отличия от погребальной обрядности большинства населения, проживавшего в Поволжье в I–III вв. н.э. Это особенности обрядности, заключающиеся в наличии курганных насыпей, комплексов защитного и наступательного вооружения, захоронения «рабов», фрагментов костяка лошади. Перечисленные особенности позволяют связать происхождение курганно-грунтовых могильников Среднего Поволжья с появлением в регионе групп инокультурного населения.

П.Д. Степанов рассматривал появление андреевских курганов как результат взаимодействия представителей городецкой, пьяноборской и сарматской культур [8, с. 46–47]. Иную концепцию выдвинул К.А. Смирнов, предложивший разделить погребения Андреевского кургана на два самостоятельных памятника. Грунтовые погребения отнесены к результатам деятельности сармат, в то время как курганные погребения связывались с традициями городецкой культуры [9, с. 3–6].

Г.И. Матвеева выступила сторонником западного импульса, связывая формирование андреевских памятников с процессами интеграции в Среднем Поволжье пьяноборских и городецких племен при участии пшеворско-зарубинецких компонентов [10, с. 160].

А.Х. Халиков предположил, что возникновение курганно-грунтовых могильников Среднего Поволжья связано с включением в местную среду представителей позднесарматской, пьяноборской и южносибирской общностей [11, с. 15–16]. В.В. Гришаков, С.Э. Зубов связывают происхождение мигрантов с представителями пьяноборского и зауральского населения [12, с. 86–88].

На наш взгляд, можно выдвинуть две гипотезы появления палашей на территории Окско-Цнинско-Сурского междуречья. Первая связана с возможностью появления в регионе представителей сарматской общности. Вторая гипотеза основана на предположении о связи переселенцев с группами зауральского (южноуральского) населения.

В качестве подтверждения сарматской версии происхождения мигрантов приведем доводы, выдвинутые В.И. Вихляевым. Исследователь связывает с сарматами приток в Среднее Поволжье спиралевидных височных подвесок, мечей и кинжалов с кольцевидным навершием, трехлопастных наконечников стрел, футляров для наконечников копий, кольчуг и шлемов. Погребальная обрядность, характерная для сармат, выразилась в наличии курганных насыпей, под которыми находились глубокие могильные ямы с плечиками и меридиональной ориентировкой, погребения «вождей» и присутствие «военных трофеев» [13, с. 51–52].

Появление в Среднем Поволжье сармат является вполне допустимым предположением. Однако их роль в распространении ранних палашей вызывает сомнение. На это указывает небольшое количество находок однолезвийного длинноклинкового оружия, обнаруженного при раскопках памятников, оставленных на территории Нижнего Поволжья, Южного Урала и Северного Причерноморья.

Вторая версия появления палашей основана на предположении о присутствии в Среднем Поволжье групп зауральского населения. В подтверждение гипотезы В.В. Гришаков, С.Э. Зубов приводят следующие особенности погребальной обрядности, рассматриваемые как опровержение сарматской версии происхождения мигрантов: наличие курганных насыпей известно по памятникам саргатской, гороховской и кашинской культур Западной Сибири; захоронения в глубоких могилах с плечиками в комплексе с меридиональной ориентировкой считаются нетипичными для сармат; происхождение подобных захоронений связывается с населением Зауралья и Западной Сибири; расположение могил вокруг центрального погребения рассматривается как характерная черта саргатских могильников, функционировавших в период II в. до н.э. – II в. н.э. Могилам в форме прямоугольной камеры и четным количеством ямок от столбов, расположенных симметрично друг другу вдоль стенок, авторы находят аналогии среди Абатских могильников [12, с. 76–78].

На наш взгляд, В.В. Гришаков и С.Э. Зубов абсолютно справедливо оружие, конскую упряжь, элементы одежды и украшения не трактуют как однозначные этномаркирующие признаки. Для приобретения любой категории предметов необязательно иметь прямые контакты с населением, их создавшим.

В сравнении с сарматской версией гипотеза о продвижении в Поволжье групп зауральского населения имеет большие перспективы в разрешении проблемы распространения палашей. В раннем железном веке палаши являлись частью комплекса вооружений представителей кокэльской, верхнеобской, таштыкской, берельской культур [14, с. 79–80, 100, 119–120]. В.П. Никоноров и С.Ю. Худяков предположили, что палаши получили распространение на территории Сибири во время военных походов хунну [15, с. 82–91]. Палаши были известны противникам хунну – племенам сяньби, которые могли оказать влияние на комплекс вооружения представителей кок-пашской, кокэльской, улуг-хемской и в меньшей мере таштыкской культур [16, с. 45–46; 15, с. 92–93].

Группа мигрантов, пришедшая из Зауралья, с большей вероятностью могла иметь на вооружении палаши, нежели сарматы, проживавшие в западных степях.

Если в Поволжье мигрировала группа зауральского населения, то какое отношение она имела к развитию статусного вооружения представителей культур Прикамья? В статье, опубликованной в 2007 г., С.Э. Зубовым была предпринята попытка картографировать памятники, при раскопках которых были обнаружены палаши. Интересующие памятники расположены вблизи рек Белой, Камы и Волги или их притоков [4, рис. 1]. В древности русла и побережья крупных рек являлись транспортными артериями, по которым перемещались товары и группы населения. И.А. Бажан и И.О. Васкул описали подобные объекты понятием «военно-торговые магистрали» [17, с. 76–89]. Путь мигрантов вполне мог проходить через прикамскую часть военно-транспортных магистралей, пролегавших вдоль рек Камы и Белой и их притоков.

В пользу гипотезы движения через территорию Прикамья групп населения, принявшего участие в формировании андреевско-писеральской общности, могут свидетельствовать материалы раскопок Кипчаковского I могильника. Могильник относится к категории курганно-грунтовых, как и многие памятники андреевской общности [18, с. 79]. Для прикамского населения пьяноборского времени нехарактерна практика совершения курганных насыпей. В прокале между погр. 12 и 13 обнаружен фрагмент обработанной человеческой челюсти, снабженной системой сквозных отверстий для подвешивания [18, с. 79]. Аналогичные находки присутствовали в погр. 25/1 и 37 Андреевского кургана [12, с. 56]. В погр. 53, кроме отсеченного черепа, покоящегося на груди умершего, присутствовали металлические пластины от доспеха, а в погр. 56 находился пластинчатый шлем [18, с. 79–85]. В Окско-Сурском междуречье шлемы и кольчуги найдены в погр. 21–1 и 50 Андреевского кургана. В грабительских вкопах, оставленных на территории Пильнинского I могильника, найдено 2 шлема, фрагменты доспехов кольчужного плетения и чешуйки ламеллярного доспеха [19, с. 52]. По крайней мере, фрагменты одного палаша были обнаружены во время раскопок памятника.

По мнению С.Э. Зубова, погребальный обряд Кипчаковского могильника характерен для представителей пьяноборской культуры, но наличие курганных насыпей и ряд особенностей инвентаря позволяют предполагать включение в местную среду группы инокультурного населения [18, с. 85]. Аналогии погребальному обряду подкурганных захоронений кипчаковского некрополя находятся в материалах гафурийско-убаларских памятников и древностей лесостепных культур Зауралья и Западной Сибири [18, с. 85]. Материалы раскопок Кипчаковского I могильника могут свидетельствовать о проникновении через территорию Прикамья группы мигрантов, осевших в Среднем Поволжье. В период нахождения мигрантов на территории Прикамья местное население тем или иным способом могло познакомиться с комплексом их вооружения и позаимствовать палаши для своего использования.

В процессе анализа результатов раскопок Писеральских курганов А.Х. Халиков отметил наличие ярких проявлений культурных черт, характерных для прикамского населения. Среди них присутствуют поясные наборы с умбовидными бляшками, имевшими жгутовидное оформление края, застежки с неподвижным крючком, наконечники ножен, удила с псалиями, бусы с внутренней позолотой, медные и железные сюльгамы, сапожковидные подвески, круглые нагрудные бляхи, прямоугольные бляхи с пуговковидными выступами [19, с. 134–135; 20, с. 107].

По мнению П.Д. Степанова и Г.И. Матвеевой, количества предметов, находящих прямые аналогии в материалах прикамских культур, достаточно для предположения о переселении в Среднее Поволжье групп пьяноборского населения [8, с. 46–47; 10, с. 160].

Рассматривая версию миграции в Поволжье части прикамского населения, стоит принять во внимание следующие наблюдения. По мнению С.Э. Зубова, «большая масса вещей из писеральско-андреевских комплексов имеет близкие, но не абсолютно идентичные аналогии из памятников второй стадии пьяноборской культуры» [20, с. 108]. К примеру, сапожковидные подвески применялись в андреевской среде как украшение пояса. У пьяноборского населения не сложилось четкой традиции употребления подобных привесок. Подвески могли использоваться или как часть височного украшения, или как часть концевого привеска нагрудного украшения в сочетании с бляшками [20, с. 109].

Важным свидетельством передислокации групп населения является изменение керамической традиции. У представителей андреевской общности керамические изделия представлены плоскодонными горшками и банками, формовочная масса которых содержала примеси шамота. В качестве украшений изделий изредка использовались защипы или насечки, идущие по венчику. При раскопках андреевских памятников не выявлено круглодонных сосудов, содержащих в своем составе примеси речной раковины, украшенных «пояском» в виде ямок, идущих по шейке горшка, характерных для среднекамского населения [20, с. 107].

Противоречие между наличием на территории Окско-Сурско-Цнинского междуречья предметов «пьяноборского облика» и отсутствием многих традиций, характерных для данного населения, можно объяснить через гипотезы, выдвинутые С.Э. Зубовым и А.П. Зыковым.

Согласно гипотезе С.Э. Зубова, в Поволжье проникает военный отряд, а не группа мигрантов с различным половозрастным составом [18, с. 111]. Принадлежность умерших к военным формированиям лучше объясняет причины наличия в погребениях большого количества оружия, таких специфических черт погребальной обрядности, как захоронения «рабов», совершенные в одной могиле с «воином», наличие амулетов, сделанных из человеческих костей.

Военный отряд способен за относительно короткий срок переместиться с территории Зауралья в Поволжье. Рассматриваемая дружина к моменту начала своего движения вполне могла иметь поликультурный состав. В процессе своей передислокации из Зауралья в Поволжье этнический состав военного отряда мог продолжать изменяться за счет включения в него как отдельных людей, так и целых групп. После появления в Окско-Цнинском междуречье рассматриваемой группы процесс включения в состав дружины представителей иноэтнических общностей мог продолжаться в течение всего существования андреевско-писеральской общности. Подобное предположение объясняет множество аналогий, находимых в погребальной обрядности андреевско-писеральского населения и обрядности представителей сарматской, пьянобрской, южносибирской, пшеворско-зарубинецкой культур.

Возможно, прав А.П. Зыков, считающий, что из Прикамья в Поволжье ушла группа мужчин, среди которых были кузнецы и бронзолитейщики [21, с. 71]. Вызывает сомнение трактовка причин переселения, связываемая исследователем с поражением некой военизированной группы в гражданской войне, развернувшейся на территории Среднего Поволжья. На наш взгляд, недостаточно обосновано предположение Зыкова о том, что памятники андреевско-писеральского типа возникли в результате завоевания части городецкого населения немногочисленными пьяноборскими дружинами [21, с. 71]. Пьяноборский компонент в андреевских древностях присутствует, но его сложно считать доминантным. Уход части представителей пьяноборской культуры в Поволжье с большей вероятностью мог быть связан с транзитной миграцией упомянутого выше военного отряда, нежели с гражданской войной, произошедшей в Прикамье.

Если в Окско-Цнинском междуречье появилась обладающая ремесленными навыками группа мужчин, происхождение которых связано с пьяноборской общностью, это объясняло бы причины наличия у поволжского населения изделий, прототипы которых восходят к материалам прикамских культур, а также причины отсутствия изменений в керамической традиции и изменения в использовании определенных элементов одежды и украшений. Представительницы прикамского населения могли не оказывать влияния на культуру формирующейся андреевско-писеральской общности.

Между представителями пьяноборской и андреевско-писеральской общностей могли сохраняться долговременные контакты, выраженные не только в торговых отношениях, но и в совершении совместных военных походов.

В пользу совершения населением лесных зон дальних военных походов высказались С.Э. Зубов и О.А. Радюш: «Появление в погребениях Андреевского и Староардановского курганов Пильнинских I и II могильниках сегментно–пластинчатых шлемов, копий-пилумов, кольчуг, римской металлической посуды, фибул типа «Aucissa» связно с участием поволжского населения в походах во владения Римской империи» [22, с. 92].

В Прикамье при раскопках Ново-Сасыкульского могильника было обнаружено 14 античных фибул, 2 из которых представлены раннеримскими шарнирными фибулами «Aucissa» [12, с. 83]. Аналогичные фибулы найдены в погр. 33 и 53 Адреевского кургана, и еще 2 изделия обнаружены в засыпи кургана [23, с. 128]. В материалах раскопок Ново-Сасыкульского, Кошибеевского, Польно-Ялтуновского могильников и Адреевского кургана присутствуют гривны со скользящей петлей. Сопоставимые шейные украшения использовались населением Крыма и Северного Кавказа в период конца I в. до н.э. – первой половины III в. н.э. [23, с. 132–133]. Среди подобных предметов могли быть двушипные наконечники стрел и дротиков, выявленные при раскопках андреевских и пьяноборских памятников [23, с. 131].

Совместные военные походы населения Среднего Прикамья и Среднего Поволжья могли способствовать не только приобретению импортов, полученных в качестве трофеев, но и оказывать влияние на комплекс вооружения населения обоих регионов.

Подводя итог вышеизложенному, можно остановиться на следующих пунктах. Появление у представителей пьяноборской общности палашей связано с заимствованием у военного отряда, совершившего транзитную миграцию в Среднее Поволжье с территории Зауралья. Данный военный отряд мог вовлечь в свое движение на запад часть представителей прикамского населения. Появление длинноклинкового оружия в составе погребальных комплексов, оставленных на территории Прикамья, стоит рассматривать как одно из отражений процессов перехода части местных обществ к стадии общественного развития, именуемой военной демократией. Причины изменения общественных отношений, с одной стороны, могли быть связаны с влиянием мигрантов. С другой стороны, происходящие изменения могли протекать и под влиянием внутренних факторов. Распространение и развитие технологий черной металлургии способствовало замене орудий труда из цветных металлов на железные. Железные орудия труда повышали его эффективность и тем самым могли обеспечить получение прибавочного продукта, порождающего экономическое неравенство. Экономическое неравенство могло способствовать политическим и социальным изменениям, характерным для стадии военной демократии. В различные исторические эпохи в среде населения Прикамья могли развиваться процессы, способствовавшие переходу от стадии родоплеменных отношений к военной демократии, но не всегда эти процессы получали свое логическое завершение, и местные общества оставались на одной стадии развития длительное время.

About the authors

Oleg Olegovich Malykh

Author for correspondence.
Email: ovel34@mail.ru

researcher of Kama Archeologist-Ethnographic Expedition

References

Supplementary files

Supplementary Files

Action

1. JATS XML

Download

2. Fig. 1

Download (69KB)

Indexing metadata

3. Fig. 2

Download (30KB)

Indexing metadata